Возмездие (изд.1972)
Шрифт:
По пещере беспокойно прохаживается радист. Он только что вошел, перекинулся с Карцевым ничего не значащими словами и ходит из угла в угол.
Карцов наблюдает за ним. Вот Вальтер остановился у нар, оглядел спящих. Достав сигарету, привычно лезет в карман за зажигалкой.
— Нельзя курить. Приказ шефа!
Радист секунду колеблется, потом решительно присаживается на койку.
— Шел из радиорубки. Дай, думаю, загляну: как там чувствует себя доктор? Вон сколько их, героев. — Он подбородком указывает на спящих.
— Да разве мыслимо, чтобы один человек справился с этакой оравой!..
— Спасибо, Вальтер. Пока все в порядке… У вас был сеанс связи?
— Как обычно.
— И конечно, ничего нового?
Больше двух месяцев прошло со дня побега Карцова с борта линкора, а он ни на минуту не забывает слов Джабба о начале крупного наступления немцев в центре России и о контрнаступлении советских войск. Что происходит на родине? Успешно ли действуют наши войска? Или Советская Армия пятится под натиском врага?..
— Ладно уж, курите, — говорит Карцов, видя, что немец все еще мнет в руках сигарету. — Курите, Вальтер. Одну сигарету, я думаю, можно. Вы гость. Гостю надо сделать приятное, не так ли?
— Спасибо, доктор. — Щелкнув зажигалкой, радист прикуривает. — Гость, сказали вы? Что ж, гость так гость.
— Пока гость, — многозначительно подчеркивает Карцов. — Думаю, мы с вами еще похозяйничаем здесь, а?
Радист широко ухмыляется.
— Так что нового в мире? — снова спрашивает Карцов.
— Как вам сказать, доктор… — Вальтер мнется. — Нам другие станции слушать нельзя. Разве что перехватишь десяток фраз, пока настраиваешься. А в общем, хорошего мало.
— Опять, наверное, Роммель затоптался в Африке?..
— Да не в Африке дело! — с досадой перебивает Вальтер. — Россия — вот что главное, доктор! А там мы, видать, промахнулись. Э, да что говорить!..
Он вздыхает и, швырнув окурок, встает.
Поднимается и Карцов. Едва сдерживая бушующую в груди радость, он провожает немца до двери, затворяет за ним.
«Промахнулись!» — повторяет он про себя.
Это слово может иметь только один смысл: наступление фашистов не удалось, их гонят с советской земли, бьют!..
Нары тонут в полумраке. Оттуда доносится тяжелое дыхание спящих.
Кто-то ворочается, бормочет. Вот показалось: один из пловцов проснулся, сел, спустил ноги на пол.
Карцов включает свет. Нет, люди лежат. Все в порядке.
В порядке! Сейчас он так ясно видит хозяина этого «порядка», его продолговатое лицо со змеиными глазами и влажной отвисшей губой…
— Ничего, — бормочет Карцов, укладываясь в постель, — ничего, он получит свое! Теперь уже скоро…
Что необходимо в первую очередь? Ришер должна попытаться достать ключ от сейфа, где хранятся респираторы, оружие, подрывные заряды. Только бы раздобыть ключ, а там уж он будет действовать!
Но проходит минута — и в сердце закрадывается тоска. Допустим, удалось обезвредить фашистов. Как он поступит в дальнейшем? Выплывет из грота и направится к союзникам? А Марта? Останется наедине с безумцами? Можно надеяться, какое-то время она продержится — пока есть запас препарата. Ну, а потом? Что, если к скале вдруг придет очередная подводная лодка, а Марта будет одна?
В дальнем конце пещеры движение, стон. Пловец сел на нарах, трет кулаком глаза.
— Ложись, — командует Карцов, — сейчас же ложись, Оскар! Спать, Оскар, спать!
Человек покорно ложится.
Карцов опускает голову на подушку, расслабляет плечи. Он долго лежит с закрытыми глазами. Тщетно. Сон не приходит.
Шаги в коридоре. Медленно открывается тяжелая дверь.
Он вскакивает с койки, включает свет.
У дверей Абст. А за ним в сумраке туннеля стоит кто-то еще.
— Все ли в порядке, Рейнхельт?
— Да, шеф. — Карцов идет навстречу. — Только Оскар ведет себя неспокойно.
— Что именно? Симптомы?
Карцов объясняет.
Абст подходит к нарам, долго глядит на пловца.
— Утром доставите его ко мне. Очень хорошо, что не упускаете ни единой мелочи, Рейнхельт. Я доволен вами.
Карцов механически кивает. Он думает о том, кто стоит за дверью. Человек едва виден. Но это не Глюк и не Вальтер.
Между тем Абст опускается на койку.
Садится и Карцов. Впервые он видит Абста небритым. И волосы, которые у него всегда тщательно расчесаны, сейчас в беспорядке.
Странно выглядит Абст.
— Устал, — говорит он, перехватив взгляд Карцова. — Очень устал, Рейнхельт. И это не только физическая усталость. Сказать по чести, здесь и перекинуться словом не с кем, кроме вас. Боже, как ненавижу я триумвират, из-за которого миллионы немцев оторваны от семей, терпят лишения, заглядывая в глаза смерти!
— Триумвират? Вы подразумеваете…
— Русских, британцев и янки! Я так мечтаю о часе, когда наконец они будут раздавлены. Вот закрываю глаза — и вижу: фюрер поднимается из-за стола; скомкав военные карты, швыряет в мусорную корзину. Торжественно провозглашает: «Quod erat faciendum!» Это латынь, Рейнхельт: «Что и требовалось сделать!»
Карцов наклоняет голову.
— Ну, а если случится невероятное и битва будет проиграна? — продолжает Абст. — Что тогда?
Карцов пожимает плечами.
— Honesta mors turpi vita potior! [57] Не так ли?
57
Почетная смерть лучше позорной жизни! (лат.).