Возмездие
Шрифт:
Но вот шквальный ветер начал сдвигать пернатую размазанную кляксу с лобового стекла, еще пара секунд, и ее окончательно сдует! Главное успеть отлететь достаточно далеко, чтобы взрывной волной вертолету не переломало лопасти, потому что тогда…
Летчик не успел порадоваться намечающимся успехам, потому что лимонка все-таки рванула, и осколки укрепленного стекла пронзили в десятке мест его камуфляжный комбинезон. Взрывная волна вперемешку с холодным воздухом ворвалась в кабину, и вертолет полностью потерял управление, начав бесконтрольно рыскать в разные стороны, закручиваясь вокруг своей оси. Похоже, что близким взрывом оторвало
Оглушенный и израненный пилот, лишь каким-то чудом сумевший уберечь глаза, все-таки дотянулся до кнопки катапультирования. Его кресло и кресло штурмана успели выстрелить из салона терпящего бедствие воздушного транспорта до того, как он дымной кометой рухнул на землю. Но на этом везение обоих и закончилось. Видимо, что-то в механизме катапультирования оказалось повреждено, и при нажатии заветной спасительной кнопки не произошло аварийное откидывание винтов. Оба члена экипажа не сумели пережить своего металлического винтокрылого пегаса и вылетели прямо под его вращающиеся лопасти, чтобы несколькими секундами позднее обрушиться на охваченный войной город мелким кровавым дождем…
Упавший в нескольких метрах от меня металлический предмет заставил поднять глаза к небу. Надо же, власти и правда решились бомбить собственный город, лишь бы только избавиться от меня. Неужели они уже настолько отчаялись?
Они знали, что в моем распоряжении оказалось достаточно много переносных зенитных ракетных комплексов, да и множество иного вооружения, и не рискнули поднимать вертолеты в воздух в черте города. Вместо этого они привели их издалека, держась высоты, которую считали безопасной.
Надеюсь, я им достаточно внятно объяснил, что безопасной высоты просто не существует. Крылья мертвых птиц оказались способны поднимать их гораздо выше предельной высоты ракет «земля-воздух», а заложить определенную последовательность действий в мозг пернатых оказалось даже еще легче, чем при работе с крысами.
Самыми способными себя показали именно вороны. Они были достаточно крупными, чтобы легко взлететь с гранатой в лапах, и достаточно умными, чтобы выполнить требуемую мне последовательность действий. Вот такое вот пернатое ПВО было теперь у меня на страже воздушных границ.
Проводив взглядом уносящиеся прочь вертолеты, которых было вполовину меньше, чем летело сюда, я слегка усмехнулся. Их соратники, которым повезло меньше, сейчас разлетались на десятки километров по округе, усеивая столицу обломками фюзеляжа и лопастей. Кажется, теперь власти поняли, что их очередная затея снова провалилась, но зато они знают, что я нахожусь здесь.
Видимо, пора уносить отсюда ноги, пока светлые головы в больших кабинетах не додумались бомбить Москву напалмом, а то и вовсе ядерную боеголовку скинуть на меня. С них станется… хотя последнее, конечно, вряд ли. Себе на голову бросать они ничего не станут, ведь я уверен, что в их сердцах нет того самопожертвования, что жило в вызвавшем огонь на себя сержанте.
Я опустил взгляд на грешную землю, по которой я брел едва ли не по колено в крови, и с упоением погрузился обратно в пучину чужих страданий и Тьмы, закручивающейся буйным торнадо. Вокруг меня кружила четверка Измененных, уничтожая всякого, кто имел неосторожность оказаться в пределах досягаемости их когтей и зубов, а марионетки поддерживали их перекрестным снайперским огнем со множества позиций.
А я невольно вернулся мыслями к тому самому сержанту, который подстрелил меня несколько минут назад. В моем теле оказалось столько Силы, что даже такое ранение она затянула в считанные мгновения, оставив в месте попадания пуль только безобразный кривой шрам. Но…я не могу сказать точно, показалось ли мне это, однако я словно бы ощутил, как боль от этого выстрела на то короткое мгновение, пока бежала моя кровь, придала мне сил.
Да-да, я настолько давно и безрезультатно пытался подчинить свою собственную боль, что уже было посчитал это невозможным. Но что же тогда сейчас было? Может, это и есть тот эффект, который я так долго искал?
К сожалению, притупленное окружающей меня вакханалией смерти восприятие не могло дать однозначного ответа на этот вопрос. Да и сама эта вспышка была столько мимолетной, что я даже не могу поручиться за то, что мне не показалось…
Ладно, к обдумыванию этого момента я смогу вернуться несколько позже, а пока меня ждет множество дел.
Все еще продолжали прибывать новые войска, которые перли на меня с самоотверженностью камикадзе, чтобы в считанные секунды бесславно отправиться навстречу смерти, а потом встать под мои знамена.
Я никогда еще в своей жизни не чувствовал себя так хорошо. Никогда еще вокруг меня не было столько боли, никогда я еще не знал такого потока мрака. Он словно полноводная горная река захлестывал и уносил меня куда-то в неведомые дали, даря непостижимое блаженство. Я не просто чувствовал себя всемогущим, я действительно был им.
Пули, что уже больше полутора десятков раз жалили мое тело, теперь доставляли мне дискомфорта не больше, чем пчелиные укусы. Чувствительный щипок — и на теле остается только уродливое пятнышко шрама, которое за несколько минут из багрового превращается в белоснежное. Так что я гулял прямо в эпицентре сумасшедшей перестрелки, как по бульвару.
Вокруг меня кружилось столько болезненных миазмов, что мой дар начинал пасовать, когда я пытался применить ускорение. Тело попросту не справлялось с той дикой скоростью, которая открывалась ему. Трещали кости и жилы рвались на волокна, а краски становились настолько яркими, что я мог в однотонном сером асфальте разглядеть миллион различных оттенков. Мое зрение обострялось до такой степени, что я мог прочесть надписи на бортах сматывающихся вертолетов.
Пользоваться разгоном приходилось очень осторожно, потому что даже попытка сделать вдох в таком состоянии приводила к тому, что воздух, всасываемый с невероятной скоростью, обжигал мне слизистые носа. Ожоги, конечно, заживали за секунды, осыпаясь темной пылью отвалившейся коросты, но, тем не менее, приятными эти ощущения назвать было нельзя.
В этой безумной мясорубке, единственной задачей которой было мое уничтожение, я осознал одну простую истину. Она еще, вероятно, не дошла до разума моих противников, но, полагаю, совсем скоро они додумаются до того, что воевать против меня армией — все равно что пытаться тушить пожар бензином. И какая шальная мысль тогда взбредет в голову вражескому командованию? Может, ради устранения меня, они готовы будут выутюжить артиллерией целый район столицы? А смогу ли я перенести попадание баллистической ракеты мне как-то не улыбается проверять. Значит, буду прорываться дальше, сквозь кровь и смерть.