Возмездие
Шрифт:
А ей было о чем поведать подруге. Душа требовала облегчения, которое не могли дать ни муж, ни мама, вместе с Ольгой переживающие ее потрясения и, стало быть, являющиеся частью этих потрясений. Все потому что по натуре Ольга была лидером, причем лидером не берущим, а дающим, и всегда отличалась повышенной ответственностью за тех, кто находился рядом. Поэтому любые жизненные неудачи она переживала особенно остро не столько из-за себя, сколько из-за того, что они рикошетом били по дорогим ей людям. Такая ей предназначалась планида, такой и характер дал бог.
Ольга окончила школу с золотой медалью. Отец уговаривал ее поступать в мединститут, но Ольга воспротивилась.
— Чтобы ни платья красивого не сносить, ни маникюр не сделать? Нет, не хочу. Не хочу всю жизнь провести в атмосфере болезней и горя.
— А против благодарности и почитания, обращенных к тебе, не возражаешь? — спросил отец, негодуя на строптивость дочери.
— Не возражаю, но это возможно устроить не только на врачебном поприще.
— Смотри, пожалеешь, да поздно будет, — вздохнул отец.
Словно предчувствовал, бедный, что в глубокой старости доля ему выпадет горькая. Но, по правде сказать, каких-либо неудобств от выбранной Ольгой профессии он при этом не ощутил, как не ощутил и потерь от ее отказа стать врачом, — Ольга почти профессионально досмотрела его до последнего вздоха, никому другому не доверив. И врачей сумела найти, и медсестер для процедур, и сама непревзойденной подмогой стала отцу — его дыханием, зрением и слухом, когда все это с садистской медленностью отказывало ему.
И хоть отец умер совсем недавно — Ольга еще не перестала оплакивать его, но то, что случилось до этого, саднило душу, изматывало ее самолюбие. А что произошло? Да ничего экстраординарного. То же, что и со всеми остальными, когда ушел на дно несущий их корабль.
Выбрав сугубо мужскую, техническую профессию и проработав молодые годы в большой науке, с начала перестройки она утонула в безденежье. Это когда пустыми стояли вузы, а научных работников пустили с сумой по свету. Кому нужна наука в стране, где целенаправленно разрушали экономику и производства, подготавливая ей участь сырьевого придатка паразитирующих стран? Кому вообще нужны люди там, где планируют роскошествовать победители, отодвинув местное население за двести километров от городов и оставив его без мыла, соли и спичек? Разве Испания и Колумб старались для тех несчастных, которые их встретили на новом континенте? Или Англия и ее завоеватели попытались сделать жизнь индейцев лучше и счастливее? Где они теперь, гордые наследники старых цивилизаций, в каких резервациях догнивают их потомки от наркотиков, СПИДа и стрессов?
Ольга присмотрелась к влезшему на вершину власти бесу, помеченному богом на лбу для легшего опознания, что он — бес, послушала его пустую болтовню, пересыпанную обещаниями и заверениями, и в одночасье поняла, к чему дело клонится. Она нутром умной волчицы почуяла, что в разверзшейся пучине, куда они летят, уцелеют не все. Помощи ждать было глупо, ибо очевидно неоткуда, значит, надо шевелиться самой. Обидно как — она только что защитила кандидатскую диссертацию, ее даже утвердить не успели! Человек действия, она не стала перебиваться случайными заработками в науке и подалась в бизнес.
Но, конечно, она не могла быть такой предусмотрительной, как те, кто разинул роток на целую страну. Хотя это и непростительно ей. Ведь принцип «разделяй и властвуй» никогда не переставал руководить обществом, а в науке так и тем более она навидалась, как он успешно работал. А вот, поди ж ты, не избавилась от идеалов вконец, поверила, что убили строй и остановятся. А может, успешный бизнес усыпил бдительность, кто теперь знает.
Во всяком случае, к моменту, когда Горбачев начал разыгрывать второй акт трагедии и послал на хрен все республики, объявив о независимости России (от кого?), дела у Ольги шли полным ходом. И она даже не думала, чтобы остановить их. Не хотела, не догадалась и не могла. А между тем следовало бы постараться. Ибо скоро состоялся третий акт спектакля, на сей раз в жанре комедии: пленение в Форосе, совещание в Беловежской Пуще. А далее грянул развал страны, раздел рынков, крах всех связей. Никто не считал, какое количество изломанных судеб это за собой повлекло, скольких людей тихо выбросили из окон за долги, сколькие сиганули от безысходности сами!
С Ольгой, не имевшей долгов, ничего подобного, слава богу, не случилось. Зато ей были должны многие — ее деньги застряли в Смоленске, Сургуте, Волгограде, Кокчетаве и Махачкале, и она потеряла почти все. Ну, скажите на милость, не ехать же ей «выбивать» долги из бывших партнеров! Правда, пока не установились таможни, из Махачкалы ей удалось вывезти хотя бы товар — машина шла под пулями и прибыла с прошитыми насквозь бортами. Да кое-что у нее оставалось на месте. Вот тем она и жила некоторое время. Но разве это жизнь, если нет стабильного дохода и за каждую копейку приходится сражаться? А силы уже не те — годы прижимают.
Последний удар ей нанесла родная незалежная держава, изрядно обобрав. Продуманный ли это был акт? Да нет сомнений! Делалось это так. Сначала со счетов резидентов в советских еще рублях ровно год списывались платежи, направляемые поставщикам в ближнее зарубежье. Но деньги туда не поступали, а аккумулировались неизвестно где. Затем к концу года тут ввели местную деньгу, на треть уступающую рублю по курсу, и все задержанные суммы, где-то покрутившись (то, что за это время на них хорошо нажились, черт с ним!), вновь вернулись по старым адресам, но уже в новой денежной единице. А ведь по идее, коль на счетах резидентов лежали рубли, то их должны были бы перевести в карбованцы по установленному курсу. Но не тут то было — деньги просто назвали карбованцами, а суммы остались те же! Этой аферы Ольга вынести не могла. Куда она не обращалась, где не оббивала пороги, ходила даже к адвокатам и пыталась судиться с банком, — все бесполезно. Дошло до того, что однажды ее встретили на улице и пообещали изуродовать. Она отступила, ничего не объясняя ни родителям, ни мужу, — зачем их травмировать, ведь они все равно ей ничем помочь не могли.
И Ольга, продав свое коммерческое издательство, засела дома, принялась писать книги — на это еще был спрос. Но видно, она не до конца выпила свою чашу горя, и последствия нависшего над ней рока не заставили себя ждать. Вскорости Ольга почувствовала, что родные и близкие, ради которых она готова была идти в огонь и в воду (но за свой, а не за их счет), считают ее сдвинутой. А что, очень логично, — подумала она и постаралась не обращать внимания на свои подозрения. Но скоро убедилась, что это были отнюдь не подозрения, а голос интуиции, отточенной богатым опытом. Доказательства обступили ее, не выпуская из круга. Тогда Ольга решила покончить с собой. Долгая это история, тяжкая. Достаточно сказать, что ее спас случай. А если учесть, что бог действует через своих посланников, то, значит, это он самолично вмешался в события. Не вдруг, конечно, но Ольге удалось переломить мнение о себе в глазах все того же дорогого ей окружения и восстановить пошатнувшееся реноме.
Она продолжала писать, но сейчас интерес к книге окончательно упал, издательства сворачивали деятельность, отказывались сотрудничать с провинциальными писателями. Над ней в который раз нависло безденежье, и она не знала, как ей жить дальше.
Странно, что Тамара увидела ее раньше. Видимо, Ольга по привычке последних лет снова погрузилась в себя, перестав замечать окружающее. Она еще только приближалась к нужному перекрестку, а подруга уже решила перейти проспект, перебраться на ее сторону. Хотя этого не надо было делать — с того места, где стояла Тамара, удобнее было сесть в маршрутку, чтобы подъехать к Ольгиному дому. Но Тамара уже шагала поперек проспекта и благополучно пересекла его часть, ведущую наверх. Теперь их разделял бульвар с трамвайными путями посредине да вторая половина дороги в три полосы, идущая мимо Ольги в направлении вокзала.