Возмездие
Шрифт:
Ларин подхватил сына под мышки и быстро усадил на холку коня, Василий даже ойкнуть не успел. Животное, до той поры изучавшее ближайшие кусты, слегка повернуло голову, воззрившись на адмирала. Впрочем, больше конь никак свое недовольство не выказывал, стоял себе смирно, помахивая хвостом, и позволив мальчугану справиться с первым испугом. Словно он и не был породистым скифским скакуном, призванным уходить от погони.
Леха, между тем, мог законно гордиться своим отпрыском. Хотя в его роду всадников не было, больше педагоги да пролетарии умственного труда, Василий, едва оказался на коне, крепко вцепился
— Ну, как тебе конь? — поинтересовался Ларин, таким тоном, словно его отпрыск уже проскакал отсюда до Ольвии и обратно, и даже подмигнул пастуху, наблюдавшему за всей этой сценой.
Парень, со священным трепетом взиравший на это большое животное, преодолел свой страх, с усилием отцепил одну руку и погладил его по загривку.
— Хорошо, — вымолвил он, вздрогнув, когда конь неожиданно фыркнул и повел ушами, отгоняя появившихся мух.
Солнце уже показалось на небосклоне, перевалившись через горы, и его свет залил все крымские равнины.
— Ну, тогда пора проверить лошаденку в деле, — решил Леха, прищурившись на солнце, и без всякого предупреждения шлепнул животное по крупу.
Этого оказалось достаточно, чтобы конь преобразился. Он заржал, встрепенулся и, сделав несколько шагов вперед, остановился. Василий не закричал от страха, но от неожиданности вцепился в гриву животного мертвой хваткой, прижавшись к нему. Ларин, однако, не позволил коню опомниться и снова наподдал по задним частям тела. После этого, конь сорвался со своего места и проскакал уже метров двадцать прежде, чем снова остановиться на склоне холма.
Все это время отпрыск Ларина болтался из стороны в сторону на спине лошади, отчаянно пытаясь удержаться, но, когда конь неожиданно замер, рухнул-таки вниз на траву. К счастью, Василий до последнего цеплялся за гриву, поэтому «вылетел из седла» довольно удачно, сначала сполз, а потом не слишком больно ударился плечом, перекатившись пару раз.
«Пусть потом хоть одна сволочь скажет, что я его слишком жалел», — Леха с удивлением поймал себя на мысли, что присутствие пастуха, да и других наблюдателей, появившихся за это время, превратили его общение с сыном почти в политический акт. Ему вдруг стало важно, как оценят его сына остальные обитатели стойбища, пусть даже и не воины.
«Только бы не сломал себе ничего, — думал отец, шагая к месту приземления, — а то мать мне не простит».
Но Ларин-младший держался достойно. Пока Леха, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, шагал к нему, он сам поднялся и молча стоял, потирая ушибленные места и поглядывая на лошадь, что щипала траву, как ни в чем не бывало.
— Не ушибся? — спросил адмирал, приблизившись и положив руку сыну на плечо.
Тот наклонил голову и отрицательно мотнул ею, не вымолвив не слова. Он был испуган и, казалось, вот-вот расплачется, но терпел, стиснув зубы.
«Ладно, — решил Ларин, разглядывая перекошенное от боли и обиды лицо сына, — для начала хватит. Первый опыт получен, а остальному дядьки научат». Он еще раз ощупал плечи Василия, но кроме небольших ссадин ничего не обнаружил. Переломов не было. В целом падение прошло удачно.
— Молодец, — похвалил
И добавил, глядя в глаза, сыну, который мгновенно успокоился, услышав похвалу от отца.
— Только, чуть попозже. Подучиться надо немного, но для первого раза вполне неплохо. Пойдем-ка, еще один урок покажу.
Обернувшись к пастуху, Ларин добавил.
— Подходящий конь. Как уеду из стойбища, ты будешь учить моего сына сидеть на нем. А как научится да подрастет маленько — будем из него настоящего воина делать.
Пастух кивнул, довольный такими словами, ему от хозяина выходило сплошное доверие.
Ларин увел сына на другой конец стойбища, где, небольшим обособленным «поселком» в дюжину юрт, жило несколько его личных охранников, включая сотника Инисмея. Все они сейчас дожидались вместе с Лариным весточки от Иллура, с радостью предаваясь неожиданно выпавшему отдыху. В этот ранний час многие уже не спали, хотя некоторые предпочли остаться с женами в юртах и наслаждались их ласками. Другие же предпочитали лихие забавы и, оседлав коней, ускакали в поля на охоту, благо в окрестностях водилось множество полевых грызунов и птиц. Ларин же, завидев, как трое из его бойцов ускакали вдаль, задумал показать сыну, как нужно пускать стрелы. Не заходя в свою юрту, что находилась в стороне, он направился к этому «анклаву» и надеялся перехватить кого-нибудь из своих бойцов с луком.
К счастью долго искать не пришлось, на шкуре у крайней юрты сидел сам Инисмей и точил наконечники своих стрел, затем заботливо укладывая их в колчан. Рядом лежал его большой двояковогнутый луг, сделанный из рогов животного. Заниматься с оружием для скифа было сродни больше удовольствию, чем рутинной повинности.
— Приветствую тебя, Инисмей! — первым поздоровался Леха со своим сотником, — не спится?
— Благодарю, хозяин, — ответил бородач, приостановив свой ритуал и бросив взгляд на Василия, — За прошедшие дни я отлично выспался. Мне много не надо. Вот теперь отдыхаю со своим луком.
— Он-то мне и нужен, — сообщил ему Ларин, приближаясь, — хочу сыну показать, как стрелы пускать. Пора ему уже готовиться в воины, да лук в руках научиться держать.
— Это верно, — кивнул сотник, вставая, и протянул Ларину свой лук, — пусть попробует. Скифу без лука никак.
Ларин взял из рук сотника мощный лук, оценил его тетиву и понял, что сыну с таким ни за что не справиться. Слишком много сил требовалось даже взрослому, чтобы растянуть эту тетиву. Не зря скифские луки славились такой дальнобойностью. Но прежде чем устраивать показательные выступления и пускать стрелы на глазах у сына, Ларин все же протянул ему лук.
— Попробуй, — приказал он, — растянуть тетиву.
Василий удивлено посмотрел на отца, а затем, словно заправский стрелок, одной рукой ухватился за среднюю часть, а другой за тетиву и попытался потянуть ее на себя. Он напрягался долго, весь покраснел от натуги, но тетива даже не шелохнулась. Инисмей, глядя на его усилия, улыбнулся, но большего себе не позволил. Ларин-младший, хоть и был еще ребенком, но Лехин гонор ему уже передался, мог сильно обидеться. Инисмей, конечно, этого не боялся, но понимал, что зря обижать ребенка не стоит. Тем более, что тот старался изо всех сил.