Возмездие
Шрифт:
— А то! Теперь ноги — в тапки, руки — под кран, и за стол.
— А квартиру посмотреть?
— В рабочем порядке. Собственно, смотреть особо незачем — мы здесь не задержимся. Столько всего случилось за эти месяцы. Обмен, и все такое...
Марина бродила по пустым комнатам, в одной из которых лежал на полу огромный надувной матрас.
— Это
— Наша «двушка» и моя комната в коммуналке. Мы ее сдавали, помнишь? Теперь объединили и обмениваем на шикарный коттедж. Это громко сказано, конечно. Но домик миленький. На берегу реки. Все удобства. Садик под окном.
— Где? — изумилась Марина. — И где. твой Глебов?
— Глебов в Великом Новгороде.
— Командировка?
— Вроде того. Командирован мною.
— Зачем? И вообще, Наташка, что произошло? Почему ты уволилась из Эрмитажа?
— А ты ничего не слышала?
— Слышала глупости какие-то... Бред сивой кобылы...
— Ладно, соловья баснями не кормят. Давай-ка за стол. Знакомиться, делиться успехами и неприятностями лучше всего за столом. Ты ведь с работы?
— Ага! И опьянела от твоей рюмки, как извозчик!
— Тогда немедленно повторить! Под горячую картошку, селедочку и всякие другие незамысловатые закуски. Еще в ассортименте мясо с черносливом.
— Это перебор! Но я не возражаю.
Подруги разместились на кухне — единственном месте, имеющем жилой вид.
Марина с удовольствием набросилась на еду, глядя на улыбающуюся Наташку.
— Ты не ешь ничего! Так нечестно!
— Мариша, ты сравни свою талию и мою. Тебе до меня года два непрерывно есть. И то не догонишь.
— Ладно, не в талии счастье. Вкусно ужасно!
— Давай выпьем! Сколько можно не выпивать?
— Давай. А мы не торопимся?
— Тормозим. Ну, за встречу!
Марина заметила, что руки Наташи дрожат. И вообще ее лицо, которое всегда полыхало отменным здоровьем, осунулось и поблекло. Под глазами набрякли мешки.
— Как твои мальчишки? Как ты с ними?— Наташа
— Как? На войне как на войне. То слева обстрел, то справа засада. Санька часто болеет. Митька двойки начал хватать.
— Двойки?
— Ну да. Причем по математике. Дурдом какой-то. В прошлом году Юрий Максимович так подтянул его. А сейчас опять «пара» за «парой». Не просить же Максимыча снова за него взяться. В выпускном классе! Это уж совсем запредел какой-то!
— А что Митька говорит? Чэм матэвирует? — на грузинский манер спросила Марина, поднимая очередную рюмку.
— Чем? Ничем. Молчит, как партизан. Он вообще изменился после похода их летнего. Помнишь, они к нам накануне приходили?
— Помню. Я-то помню, — усмехнулась Наташа, вертя рюмку в пальцах.
— Наташа, — Марина всмотрелась в лицо подруги, — скажи мне, ради бога, что произошло?
— Что? Тебе, наверное, рассказывали? В августе была проверка запасников. Ты как раз в Крыму отдыхала. Приехали из Минкультуры. Что-то такое внеплановое. И представляешь, в нашем хранилище, где русское искусство начала двадцатого века, недосчитались двух полотен.
— Так это правда?
— Правда.
— Куда же они?.. Ты их вообще видела? Может, их давным-давно не было?..
— Они были, — глухо произнесла Наташа и выпила. — Меня спас Виталий Ярославович. Он-то как раз и заявил, что картин нет давно. Подняли журналы, протоколы всякие. Ты же знаешь, там действительно была неразбериха еще, можно сказать, с Гражданской... Мы приводили все в порядок по мере сил и времени... Но именно об этих полотнах никаких четких записей не было. То ли были они у нас, то ли не было их...
— А они были?
— Конечно. Я их видела своими глазами.
— Когда?
— Этим летом, когда работала над полотном Кандинского.
— А когда же они пропали? — подцепив соленый груздь, спросила Марина.
— Ты выпей лучше.
— Ну... я выпила.