Шрифт:
Геннадий ПРАШКЕВИЧ
ВОЗЬМИ МЕНЯ В КАЛЬКУТТЕ
М.Веллер. "Технология рассказа". Опыт рецензии
Работа над словом происходит не тогда, когда писатель
садится за письменный стол - она происходит постоянно,
непрерывно, как постоянно и непрерывно писатель ощущает
жизнь и размышляет о ней, будь то в форме логических
суждений или абстрактных художественных образов,
сознательно или несознательно; слово - лишь завершающее
звено в неразрывной цепи творческого процесса.
М.Веллер
1. ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ
Если уж начинать, так прямо с нобелевской речи.
Свою нобелевскую речь Миша Веллер уже сказал (см. "Рандеву со знаменитостью",
Прекрасный жест, ко многому обязывающий.
В отличие от Миши Веллера я пишу в основном повести. К тому же с воображением у меня туго: всегда пишу только о том, что вижу. Как дикующий в тундре. Но мне тоже хочется поделиться накопленным опытом, тем более, что Миша Веллер вполне определенно утверждает: "Недостаточно уметь писать, чтобы быть писателем". Что-то, значит, надо еще уметь. Почему бы не покопаться в собственном опыте?
На свете вообще много такого, о чем не подозреваешь, пока не столкнешься с "таким" прямо носом к носу.
Миша Веллер, например, утверждает, что замысел рассказа (наверное, и повести) возникает как следствие следующих причин: литературного подражания, литературного развития, литературного отрицания, литературного следования, дареного сюжета, услышанной истории, информации о событии, реального случая из опыта (так и сказано), личного потрясения, сублимации, толчка от детали (тоже так сказано) игры, необычного допущения и, наконец, мечты об идеале.
Все, наверное, верно, но сдается мне, существует что-то еще, не знаю что, никак не укладывающееся в представленный Мишей список.
Как у Конрада.
"Приостановить на мгновение руки, занятые земной работой, заставить людей, зачарованных дальними целями, бросить взгляд на форму и цвет, на свет и тени окружающего мира, заставить их остановиться ради взгляда, ради вздоха, ради улыбки..."
Нет. Существует что-то еще. И даже еще что-то.
Миша Веллер прав ("Технология рассказа"): писатель нередко начинает с литературного подражания. Хорошая книга заставляет задуматься.
Скажем, в свое время я был совершенно потрясен романом Виторио Росси "Океан". На русском он не издавался, я читал его в болгарском переводе, но даже в болгарском переводе нельзя было не почувствовать необычность романа Росси. Там есть сценка, от которой у меня до сих пор бегут по коже мурашки: запивший моряк напевает себе под нос импровизированную песенку о знаменитом адмирале.
"О, Дрейк! Ты спишь в глубине, в пучине, ты спишь на дне залива Номбре де Диос, ты спишь там в своей походной койке, прикованный к чугунному ядру, и все снится тебе твой милый далекий Плимут..."
Чудовищная пучина залива Номбре де Диос в расслабленном мозгу запившего моряка преображается в нечто совсем простое, в нечто вроде уютной маленькой виллы с комнатками, по которым бродят тихие сумеречные тени - лежи себе с чугунным ядром, прикованным к ногам, чувствуй под собой привычную походную койку, и пусть снится тебе твой милый далекий Плимут...
Мрачная морская могила воображением запившего моряка превращается в нежный символ, она уже сама по себе "наше наследие и наша гордость", уже начинаешь думать, что знаменитый адмирал, упокоившийся на мрачном илистом дне залива Номбре де Диос, сам стремился всю жизнь к последнему и прекрасному пристанищу.
Текст, насквозь пропитанный поэзией. Но и алкоголем.
Как этому подражать?
Литературное развитие - вот недурной толчок (по М.Веллеру). Смело начинай там, где другие кончили. Скажем, "Анна Каренина". Разве жизнь остановилась после смерти Анны?..
Правда, нынче таким приемом никого не удивишь. Дай волю, напишут продолжение "Библии".
Или литературное отрицание.
"Хемингуэй переосмыслил и вывернул наизнанку "Идиота" Достоевского, заменив добрейшего и беспомощного Мышкина боксером Коном в "Фиесте"..." (М.Веллер).
Забавно бы таким образом, от обратного, переписать романы В.Кочетова или С.Бабаевского.
Дальше.
Дареный сюжет.
Об этом и говорить не стоит. Пушкин и Гоголь. "Ревизор" и "Мертвые души". Кто не слышал?
И с чужими историями все понятно, хотя сам лично я опасаюсь чужих историй. В истории всегда должно быть что-то твое, иначе что это за история?
Информация о случившемся.
Вот здесь есть предмет для раздумий.
Как-то в "Комсомолке" я наткнул на на потрясающий сюжет - истинный подарок для писателя, мечтающего о герое развивающемся, о герое с большой и сложной, даже как бы с уголовной судьбой.
Служили три друга на армейском узле связи. Нормальная служба перловка, дедовщина, изредка марш-броски, еще реже стрельбы. Тем не менее, дембель неизбежен. На гражданке Иван восстановился в институте, гульнул, отбил у корешка приглянувшуюся девушку, но очень скоро жизнь без наличных показалась Ивану скучноватой. Бросил институт, завербовался с женой на судно-краболов, ходил в море. Впрочем, в жизни всегда все немного не так, как в литературе. Беременную жену списали с краболова, а сам Иван, ради квартиры, устроился на базу атомных подлодок. Глотать бы ему и глотать радиоактивную пыль, но Иван вовремя спохватился. Бросил атомную базу, сколотил кооперативачик "Природа", то есть арендовал старый пакгауз под выращивание шампиньонов. Шапиньоны, правда, плохо росли, еще хуже их покупали. Подумав. Иван переключился на шитье домашних меховых тапочек. Известно, многие люди любят ходить по квартире в тапочках. Скорняков под рукой не оказалось, стал Иван возить звериные шкурки в Новосибирск. Путь не близкий, доходы не желали расти. В конце концов, Иван сбежал от кредиторов и от семьи аж в Брест,. тогда еще в советскую Белоруссию. Там жил его армейский корешок (один из трех) Васька, сразу понравившийся мне неуемностью., даже некоторой неукротимостью своих желаний. Вдвоем корешки создали народное предприятие - извоз, шашлыки, реставрация храмов. Известно, культура у нас широкая. Правда, несколько перебрали с кадрами: на девятнадцать служащих оказалось столько же управленцев, среди них известный в прошлом нарколог, сам дошедший до стадии пациента. Но деньги! Деньги! Это ведь только говорят, что не в деньгах счастье. И в них, к сожалению. Лучше всего это понял третий корешок - Федя. Он своей армейской специальности не изменил и на гражданке - работал на телеграфе. Зато изменила Феде его жена. Федя впал в апатию, сидел нетрезвый дома и по собственному, унесенному со службы резервному аппарату отстукивал телеграммы во все концы бывшей империи: "А нет ли у вас приличной работы и денежной? Погибаю, но не сдаюсь. Федя."
Почему-то в "Комсомолке" не было сказано, где Федя раздобыл шифр. Не шпионский, конечно, а тот, которым шифруют телеграфные денежные переводы. Но раздобыл, молодец. А дальше помогли Вася и Иван, бросившие, наконец, народное предприятие.
И пошла пруха.
Федя отбивает в разные города телеграфные денежные переводы, а Вася и Иван степенно путешествуют из города в город, получают дареные деньги. У нас ведь не бардак. Пришел в кассу - получи. Никто никогда не запрашивал подтверждения телеграфных отправлений. За пару месяцов корешки получили сотни две тысяч, немалые тогда деньги. Волновались, конечно. Но ведь и Раскольников шел на дело не просто так.