Возможно
Шрифт:
– Мне нельзя светиться в милиции. У меня и так нездоровые отношения с органами. – Знакомый голос пробрал до самой глубины души. – Здравствуй, девочка моя.
Это был он, Егоров. Как в сказке, в самый последний момент рыцарь спасает свою прекрасную даму. Как это может быть? Настя же не знала, что является предметом слежки, и понять, как он оказался именно здесь и сейчас, ей было не дано. Может и можно было догадаться, но пережитый страх и удивление ей такой возможности не дали.
– Где ты научилась так драться? Настя, отомри, это я, Егор. Я живу здесь недалеко, просто защищал девушку. А это оказалась ты. Нас-тя, ау!
– Такого не может быть, – только и произнесла она.
– Получается, что может. Тебя куда отвезти?
– Разве такое возможно?
Егор понял, что у Насти самый
В общежитие они попали почти в полночь. Настя поблагодарила за своё спасение уже в сотый раз и в полном раздрае отправилась к себе в комнату. Не так она представляла встречу с Егором Егоровым, её мучителем, а теперь уже и её героем. Казнь майору уже не грозила, но наказание должно иметь место. Какое? Она подумает об этом позже.
Насте снился дивный сон: сиреневые хризантемы, тёмно-голубые, почти синие глаза и каменное плечо, на котором она и проспала до утра, но во сне… И не нужны никакие мягкие подушки. Как хорошо.
В десять исполнительная студентка находилась уже на кафедре, а вечером, выходя из университета, была встречена майором Егоровым. И они гуляли по предновогодней Москве, ели чебуреки прямо на улице, запивая ароматным чаем, разговаривали обо всём, хохотали и наслаждались хорошим настроением и витающими в воздухе предпраздничными хлопотами. Егор накупил Насте всяких сувениров и симпатичную белую медведицу с медвежонком Умкой, мягкую игрушку. Но больше всего девушку порадовал набор для вязания, и она пообещала Егору связать шарф, белый и тёплый. Настя очень любила это дело, особенно, если материалы хорошего качества. А в десять вечера она уже отдыхала в своей комнате, так и не придумав наказание для Егора. Зато он каждый вечер придумывал новые развлечения. А в воскресенье повёз Настю на ледяное ралли, выкрутасы автомобилей на льду. Мест для зрителей не было, все смотрели или из своих машин, или с пригорочка. Егоров тоже поучаствовал в этом безумии, пока не увидел, что к Насте пристроились два мужичка. Через секунду она уже сидела у него в машине и грелась, хитро улыбаясь. Потом они отдохнули в ресторанчике, покатались по новогодней Москве, и он привёз её в общежитие. И так почти неделю. Причём, никаких поползновений в сторону девушки он себе не позволял. Даже за руку не брал, она его подхватывала под ручку, если было очень скользко. Шарф был готов, и Егоров зашёл забрать его. В комнате у Насти в полумраке царил уют. На кровати восседала белая медведица, гжелевый самоварчик и чашки, тоже купленные Егором, явно, использовались, в одной остался недопитый чай.
– У меня завтра последний день, подведение итогов, – грустно произнесла Настя, снимая сапожки, ноги гудели. – Мама ждёт не дождётся, у нас в этом году родственный новый год, много народу приедет. На мне сладкое, торты, печенье, пряники, – пропела девушка.
Она уселась в кресло, положив уставшие ноги на табуреточку.
– Устала? Я же говорил, давай купим тёплые ботинки на меху, под джинсы самое то, – тоном мужа произнёс Егоров.
Присел, взял настину ножку в свои руки и стал разминать напряжённые мышцы и ступню. Потом другую. Нашёл ручки, уткнулся носом в ладошки, уронил голову ей на колени и затих, почти не дыша.
Не дышали оба. У Насти от такой нежности и ласки перехватило дыхание, обострились все органы чувств, давно ждущие этого мужчину. Он уже проник в неё, завоевал её сердце окончательно, а душу она продала ему давно. Диагноз поставлен: ей без него не жить. А ему? Почему он медлит?
Настя подняла его голову, заглянула в несчастные глаза и поцеловала. Он застонал, подался вперёд, обхватил её, сильно прижав к себе.
– Девочка моя, моя желанная, моя любимая, что мне делать? Я так боюсь испортить твою жизнь, навредить тебе. Но и не видеть тебя, не слышать твой голосок, не ощущать свою богиню я тоже уже не могу.
– Егор, кто нам мешает быть вместе? Я люблю тебя, уже давно. И ты знаешь об этом. Так в чём же дело? Ты не уверен в себе? Не уверен на сто процентов? И сколько ещё ждать? До ста лет? Я не хочу, ждать не хочу. Я к тебе хочу. С тобой хочу везде и всегда. Да я сейчас хочу, прямо здесь. И только посмей мне отказать.
И Настя впилась в губы Егора, не дав ему ни сказать, ни вздохнуть. От неожиданности бравый майор чуть не упал. Но девчонка доделала дело, завалив его и упав сверху, прямо на пол. Она истязала его губы, совершенно не умея целоваться, пока он не взял это действо на себя. Перевернув её на спину, стал нежно обкусывать её губки, постепенно захватывая их всё больше и больше, пока не прилип намертво. А уж когда кончик языка докончил своё дело, Настя просто стонала от вожделения, требуя большего. Всё внутри трепетало, грудь "вылезала из себя" от страстного желания дотронуться до тела, до кожи Егора, прижаться к нему набухшими сосочками. Она стала снимать с него свитер, майку, а он с неё кофточку. Не удержался и присосался прямо сквозь кружево бюстика. Фейерверк взорвался у неё внутри, раскидывая искры удовольствия по всему телу. А железные мышцы под руками, в которые девушка вцепилась своими музыкальными пальчиками, подействовали как лакмусовая бумажка, увеличивая упоительность творившегося волшебства. Её плоский, подкаченный животик сам подлез под руку мужчины, джинсы слетели в два счёта, кружевные трусики не выполняли своей функции, совершенно промокнув. Егор, продолжая целовать Настю, раздвинул её ножки и выложил своими губами дорожку через животик и дальше. А потом Настя уже ничего не соображала, утонув в море наслаждения, кубарем слетев в царство неги и первого в жизни оргазма. Но это был не конец. Егор поднял свою девочку, переложил на кровать, освободил, наконец, её грудь, обнажив чувственное творение бога, подружившегося на момент создания с бесом, и стал целовать то одну, упругую, сладкую, то другую. Девочка под ним изогнулась, как струночка, уперевшись сильными ножками в спинку кровати, и стонала от удовольствия и предвкушения. Как он мечтал об этом… Всё мужское естество вопило от восторга, мучившее его желание хотя бы прикоснуться к этим тугим, бархатным сосочкам с того самого дня на даче, наконец, исполнилось. Нет ничего вкуснее, ничего желаннее настиной груди, такой манящей, девичьей… Стоп! Девичьей!
"Если ты, Егор, причинишь моей дочери хоть малейшую боль, я объявлю тебя своим врагом. Крепко подумай, я не шучу". Слова Ивана Михайловича, которому доложили об их встречах, прогремели у него в мозгу, как набат. Как он мог? Ещё утром строго-настрого запретил себе даже мечтать о Насте, ведь в словах её отца одна правда – он не сделает счастливой эту девочку, такую молоденькую, такую хорошенькую, его любимую Настеньку. Какие уж тут проценты…
Егор аккуратно сполз с кровати, быстро напялил джинсы, прикрывая своё вспученное мужское достоинство. Майка, свитер, а теперь повернуться. Как? Как повернуться? Что сказать? Настя сидела на кровати совершенно голая, грудь торчком, тонюсенькая талия, чуть обозначившиеся рельефчики живота, рук, ног. Афродите делать нечего. И глаза!? Почему он не умер ещё там, на этой долбаной даче? Почему ещё живёт?
– Я сделала что-то не так? Обидела тебя? Я как чувствовала, так и…
– Нет, Настя, нет! Это я сделал всё не так. – Он перебил её. – Прости меня, прокляни, сотри из своей памяти. Ты – самая лучшая девушка на Земле, тебе нужен самый лучший парень. Но это не я. Мне…
– Позволь, я сама решу, кто мне нужен. Да я уже давно знаю. Почему ты со мной так, Егор? Почему? Если не любишь, то какого чёрта это всё? Топтать-то зачем?
– Прости, Настя, я не имею права…
Конец ознакомительного фрагмента.