Шрифт:
Игорь Росоховатский
Возможность ответа
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ПОДВОДНОМ ГОРОДЕ
1
Я плыл вдоль берега, раздвигая руками водоросли. Их предки жили на Земле более полутора миллиардов лет назад. Они были примитивны и могучи. Свои преимущества они передали потомкам. Я плыл среди созданий природы, которые могут существовать и развиваться в ядовитых отходах химических комбинатов, внутри ядерных реакторов, легко переносят кипячение и облучение, убивающее бактерии.
Внезапно какая-то бурая змея бросилась от меня наутек. Я догнал ее. "Змея" оказалась обрывком водоросли. Но когда я попытался схватить его, он выскользнул из моих рук.
И
2
Я уходил в море все дальше и дальше от берега, погружался глубже и глубже. Наверное, если сейчас всплыть, то те трое, что провожали меня и остались на берегу, показались бы совсем крохотными, не больше фигурок на книжном шкафу. Я видел такие в квартире Михаила Дмитриевича... Почему я не думаю "в моем доме"? С некоторых пор не могу так думать. С тех пор, как все для меня изменилось и появилась Тайна. Проникну ли я в нее когда-нибудь? Пока все мои попытки безуспешны. Но я должен снова и снова штурмовать ее, чтобы узнать нечто существенное о себе. Для других вовсе не обязательно знать. Их не мучает Тайна. Они приспособились к незнанию. Но я так жить не смогу. В этом я уверен.
Вода все темнеет и темнеет. На эту глубину уже почти не пробиваются солнечные лучи. Легким усилием воли включаю инфравизоры. Мир вокруг резко преображается. Рыбы превращаются в звезды. Заросли водорослей кажутся горящими лесами.
В такой же соленой купели когда-то вспыхнули первые искорки жизни. Поэтому мой путь начинается с моря. Так предусмотрел Михаил Дмитриевич. Я пойду от источников, чтобы попытаться выяснить, куда ведут дороги. От вирусов, от водорослей, от амеб...
Вот от меня удирает живой аппарат на суставчатых ногах. Два перископа, поднятые над бронированной панцирной кабиной, злобно и испуганно вперились в меня, вычислительное устройство, находящееся под броней кабины, передает панические команды по тончайшим проводам, идущим к ногам...
Такие сложные самодвижущиеся аппараты изобрела природа уже на заре эволюции. Тысячи лет минули для них без последствий, как одна минута. И выходит, что если бы сравнить вот этого краба, который сейчас удирает от меня, с его первобытным предком, то показалось бы, что это не разные крабы, а один и тот же, проживший многие тысячи лет. Его величество Краб. "Бессмертный" краб. Эта мысль горчит, в ней есть насмешка...
А вот эти неразличимые человеческим глазом создания: гидры, лучевики, радиолярии бессмертны еще в большей степени, чем краб. Пожалуй, в природе существует закон: чем примитивнее, тем бессмертнее. Вот почему мысль отдавала горечью.
Я зорко оглядываю дно. В одном месте водоросли примяты, их запах изменился. Неужели следы? Повезло? С самого начала повезло?
Всматриваюсь вдаль - не мелькнет ли там тень существа, которое я должен разыскать? Запахи йода и фтористых соединений заглушают все другие запахи. Пожалуй, в радиусе пяти километров нет больше живых объектов.
И все же какое-то зародившееся смутное беспокойство, тревожное ожидание не дает мне покоя. Пытаюсь определить, вычислить его причины - и не могу.
3
Как началось мое путешествие?
...Три человека сопровождали меня почти до кромки прибоя.
Один из них спросил другого:
– Вернется ли он?
– Не волнуйтесь, - сказал тот, кого спрашивали, тот, кого я люблю больше всех людей.
– Вы забыли о направляющем импульсе.
"Что это за импульс?" - подумал я тогда, обнаружив, что в моей памяти нет никаких данных о нем. Я спросил об этом Михаила Дмитриевича. Он поднял руку, дотянулся до моего плеча:
– Счастливого пути, Когда вернешься, я отвечу, если...
– он помедлил, раздумывая: говорить ли?
– Если до того дня ты сам не узнаешь...
И я вошел в воду, пронизанную солнечным светом. Ясно увидел взвешенные в ней органические частицы - планктон, мельчайшие обрывки водорослей. Вся толща воды была наполнена жизнью, вода казалась живой массой. Не зря когда-то, очень давно, в подобном составе воды возникла жизнь, сначала примитивнейшая - частицы из нескольких слипшихся больших молекул, способных противостоять среде, сохранять внутреннее единство. Да, с самого начала у жизни было необходимейшее качество - противостояние. Рожденная похожей по составу средой, она в то же время противостояла ей. И со временем научилась это делать так успешно, что стала познавать среду, а вместе с тем и самое себя...
Внезапно я ощутил покалывание в затылочной части, в участке Дельта-7, и стал тщательно прослушивать бурые заросли водорослей, над которыми проплывал. Там, внизу, мне почудился какой-то блестящий предмет. Именно почудился. Слой ила и песка был слишком толст, чтобы можно было различить под ним нечто блестящее. Это радарные щупы обнаружили металл, сигнал от них прошел недалеко от узлов, связанных со зрительными центрами, и возбудил их. Я увидел возвышение, и в тот же миг на нем, как на фотопластинке, появилось изображение старинного корабля, покоящегося под массой придонного ила и водорослей.
Я внимательно осмотрел, пролокировал и прослушал корабль. Это был галион, и вез он золото - мягкий металл, обладающий полезными и даже целебными свойствами, которые то открывала, то забывала медицина. Древние люди придавали золоту непомерное значение как всеобщему эквиваленту ценностей. Оно олицетворяло для них богатство, уверенность в своем благополучии, в своем будущем, власть над другими людьми...
Раздумывая, вспоминая, я продолжал исследовать галион. Насчитал в его трюме двадцать три ящика, набитых золотыми брусками, браслетами, фигурками зверей и птиц, богов и людей. Каждая фигурка имела ценность несравненно большую, чем материал, из которого была изготовлена. Но эта, истинная ценность изделий исчезла бы, растворилась бесследно, если бы галион благополучно дошел до берегов Испании и эти произведения древних мастеров попали в руки владык и сановников. Их бы попросту переплавили в золотые слитки. Однако море рассудило иначе - пучины проглотили Корабль с его экипажем и тем самым сохранили для человечества остатки древнего искусства. В который раз уже я убеждался в том, что история человечества буквально соткана из парадоксов.
Теперь мне нужно было взять образцы. Я принялся расчищать корму корабля от ила и ракушек. Прошло не менее получаса, пока я смог проникнуть внутрь галиона. Из тьмы каюты на меня помчало несколько живых торпед. Бешено пульсировали воронки, выталкивая воду. Это удирали оккупировавшие каюту спруты, сложив щупальца и оставляя вместо себя маскировочные облака, состоявшие из пахучих частиц.
Я порылся в ящиках и выбрал несколько десятков фигурок. Тут были птицы с пышными хвостами и мечевидными крыльями, змеи с человеческими головами, танцующие воины с томагавками.