Возможности любовного романа
Шрифт:
– Ну, ты зря времени не теряешь, – произнесла она, приводя себя в порядок.
– Мне кажется, или ты вполне довольна?
Мы спускались по ночному парку с другой стороны холма, не с той, с которой мы на него поднимались, держались за руки и почти всю дорогу молчали, словно наши разговоры были лишь прелюдией к тому, что случилось только что.
– Дальше я дойду сама, – заявила Нина, когда мы в третий раз за вечер оказались на площади Шилингера.
– Я тебя провожу, тут недалеко.
Поколебавшись, она ответила:
– Мне хочется побыть одной. Выкурить сигарету и вообще.
Я убедился, что она знает, как добраться до квартиры, где они остановились с Аленой и Иткой и где ее подруги уже наверняка видели не первый сон. Хорошо, что дорога
– Значит, завтра? – спросил я.
– Сегодня, – поправила Нина: было уже два часа ночи.
– Можем вместе пообедать, – предложил я.
– Неплохая идея, – согласилась она, и мы договорились примерно в час встретиться у моего дома.
– Хорошо, что ты знаешь, где я живу, – заметил я, и мы быстро поцеловались на прощание.
она была несекретной
Есть блондинки и блондинки, и сегодня это почти шутка. У всех блондинок есть свои очки, кроме, возможно, металлических, которые такие же светлые, как Зулу под отбеливателем, и такие же мягкие, как тротуар. Есть маленькая симпатичная блондинка, которая пьет и дергается, и большая статная блондинка, которая прямо вооружает вас ледяным голубым взглядом. Есть блондинка, которая смотрит на тебя сверху вниз, пахнет прекрасно, мерцает, висит на твоей руке и всегда очень сильно устает, когда ты отвезешь ее домой. Она делает этот беспомощный жест и испытывает эту проклятую головную боль, и вы хотели бы ударить ее, за исключением того, что вы рады, что узнали о головной боли, прежде чем вложили в нее слишком много времени, денег и надежды.
Есть мягкая, готовая и алкоголичная блондинка, которой все равно, что она носит, если она норка или куда она идет, пока это Starlight Roof и там много сухого шампанского. Есть маленькая жизнерадостная блондинка, которая немного дружит и хочет заплатить за себя, полна солнечного света и здравого смысла, знает дзюдо с нуля и может бросить водителя грузовика через плечо, не пропуская более одного предложения из редакционная статья в субботнем обзоре. Есть бледная, бледная блондинка с анемией какого-то нефатального, но неизлечимого типа. Она очень вялая и очень темная, и она говорит тихо из ниоткуда, и вы не можете положить на нее палец, потому что, во-первых, вы не хотите, а во-вторых, она читает Пустошь или Данте в оригинал, или Кафку, или Кьеркегора, или изучение провансальского. Она обожает музыку, и когда Нью-Йоркская филармония играет Хиндемита, она может сказать вам, какой из шести басовых альтов опоздал на четверть удара. Я слышал, что Тосканини тоже может. Это делает их двоих.
И, наконец, есть великолепное шоу, которое переживет трех воровских рэкетиров, а затем выйдет замуж за пару миллионеров по миллиону в голову и в итоге получит виллу с бледной розой в Кап Антиб, городской автомобиль “альфа ромео” с пилотом и сотрудником. Пилот и конюшня изношенных аристократов, всех из которых она будет относиться с ласковой рассеянностью пожилого герцога, пожелавшего дворецкому спокойной ночи.
Мечта через дорогу не была ни одной из них, даже такого рода мира. Она была несекретной, такой же далекой и чистой, как горная вода, такой же неуловимой, как ее цвет.
лето продолжается
Я проснулся около десяти. Сквозь щель между шторами проникала и ложилась на пол длинная полоса света. Ночью мне поспать не удалось, я забылся на рассвете и только утром смог чуть-чуть наверстать часы бессонницы. Когда я раздернул
Я набрал воды в электрический чайник и, прислонившись спиной к столешнице, ждал, пока он закипит; в кино это был бы длинный кадр с главным героем, еще помятым после сна. Потом я залил кипятком пакетик с черным чаем и принялся ждать, пока он заварится. Добавил в кружку молока, вернулся с ней в комнату, вставил в проигрыватель токийский фортепианный концерт Брэда Мелдау и лег на шерстяной ковер, предвкушая, как через несколько треков Мелдау доберется до своей фантастической двадцатиминутной кавер-версии радиохедовской песни Paranoid Android. Когда зазвучали ее первые ноты, я тут же закрыл глаза. Я здесь, и это я. Только теперь я впустил в свои мысли Нину.
Ближе к полудню я принял душ, вымыл голову и побрился. Я даже не знал, к чему я готовлюсь больше – к обеду с Ниной или к авторскому чтению. В любом случае не оставалось ничего другого, кроме как разбираться со всем по порядку.
Шел второй час, а Нины все не было. Я вдруг понял, что мы даже не обменялись номерами телефонов. В пятнадцать минут второго я уже караулил Нину у окна в кухне. Наконец она появилась, но прошла мимо моего дома. Что бы это значило?
Минут через пять раздался звонок, я снял трубку домофона, открыл входную дверь и встал на пороге квартиры.
– Ты проскочила мимо! – встретил я ее упреком вместо приветствия.
– Ты меня видел?
– Я уже начал тебя высматривать. Привет.
– Привет, – сказала она и дотронулась до моего плеча. – Я думала, ты живешь дальше.
– Ты вчера минут пять стояла возле этого самого дома и курила.
– Ночью все выглядит по-другому, – возразила она. – И вообще – у меня не было времени его рассматривать.
– Но ты же говорила, что любишь функционализм, – напомнил я.
– Да это я просто ляпнула, чтобы показаться интереснее, – засмеялась она. – Ну что, идем обедать?
Со Шпильберка еще хоть как-то веяло прохладой, но в центре города жара спрессовывалась, точно хлопок-сырец. Мы пошли вдоль фасадов, укрываясь в узкой полуденной тени, а потом сквозь череду пассажей добрались до торгового центра “Велки-Шпаличек”. Там на втором этаже находилось кафе “Ребио”, где в глубоких металлических подносах была выставлена вегетарианская еда, которая продавалась на вес. К счастью, лучший столик оказался свободен: он был только на двоих и прятался за колонной у окна, откуда открывался вид на всю Панскую улицу, полого спускающуюся вниз.
– Ты уже решил, что будешь сегодня читать? – спросила Нина.
– А у тебя есть какие-то пожелания?
– Никаких, – ответила она. – Но мне интересно, что ты выберешь.
– Есть там один рассказ, в нем действие происходит на Рождество, в трескучий мороз. Ты, наверное, его не читала, он в самом конце.
– Если ты в такую погоду подаришь публике немного снега, она вся твоя. Ты уже настроился?
– У меня как-то не было на это времени. Вчера со мной кое-что случилось…
– Серьезно? Надеюсь, ничего страшного, – улыбнулась Нина. – Наверное, куча твоих знакомых придет?
– Скорее всего. Коллеги из издательства, ребята, с которыми мы делаем “ХЛОП”, еще какой-то народ…
– “ХЛОП”?
– Ну да, и теперь у тебя может появиться шанс поработать хлопушкой! – ответил я и пояснил: – Мы устраиваем что-то вроде летней школы, скорее про видео, чем про кино. Я собираюсь немного рассказать про творческое письмо, но в основном буду просто помогать Марте и Томми. В прошлом году я даже кухарничал, прямо как в детском лагере, – готовил на двадцать человек, на старой такой плите, которую сначала надо было растопить.