Возможности любовного романа
Шрифт:
с Гуглом в Риме
Я подцепляю человечка в правом нижнем углу экрана и ставлю его прямо перед железнодорожным вокзалом Термини. Мы с ним смотрим налево, смотрим направо, а потом я говорю ему: “Ищи влюбленных”. Даю обнюхать мое сердце и повторяю: “Ищи”. Вот так теперь работает писатель, вспоминающий прошлое.
Гуглик несется по городу, застывшему в несуществующем моменте, мимо людей с размытыми лицами. Обегает квартал и останавливается на площади Пьяцца-дель-Индепенденца. Хотя это даже не столько площадь, сколько круговая развязка со сквером посередине и с автобусными остановками. Мы рассматриваем людей вокруг: на переходе замер какой-то чернокожий парень, на картонках, разложенных на жухлом газоне, кто-то спит, окружив себя пакетами. Отсюда толком не разглядеть, а ближе ни с какой стороны не подступиться: Гуглик натыкается на невидимую преграду, или же у него сбивается угол зрения. Он и сам не понимает, зачем мы тут. Я присматриваюсь к пустующему дому, я же видел его в новостях – да, точно, именно здесь итальянская полиция разгоняла сквот мигрантов, где за пять лет перебывало пять тысяч человек [29] . Мы
29
…именно здесь итальянская полиция разгоняла сквот мигрантов, где за пять лет перебывало пять тысяч человек. – Итальянское агентство ANSA приводит другие цифры: по его данным, в разогнанном сквоте за четыре года перебывало примерно четыреста беженцев из Эритреи. Сквот на площади Независимости в Риме разогнали в августе 2017 года.
И действительно: Гуглик уверенно бежит прямо по шумной дороге, следом за красным городским автобусом с рекламой “Травиаты” на заднем стекле. Справа остается киоск с солнцезащитными очками, майками для футбольных болельщиков и религиозными принадлежностями, слева – несколько пыльных пиний. Мы сворачиваем в боковую улочку, где лепятся друг к другу минимаркеты и мультимаркеты, а по краям теснятся припаркованные мопеды, с одного из них слезает женщина в желтом платье, которую мы чудом не сбиваем с ног; у нее тоже размазанное лицо – что же это за город такой, город безликих! Гуглик в один прыжок перемахивает через целый квартал и натыкается на белый фургончик, который развозит по домам молоко. Ну что, дружочек, – обойдем его или перепрыгнем? И вообще мы, кажется, немного заплутали. Гуглик раздумывает, ненадолго выскакивает из города обратно на карту, но быстро высаживается на несколько кварталов ближе к востоку, и на этот раз попадание точное: мы стоим в начале виа Принчипе-Амедео. Перед отелем “Калифорния” грустят в своих ящиках чахлые деревца, а прямо нам навстречу идет крупная негритянка в футболке с надписью I met God – she is black. Теперь уже и я узнаю это место; Гуглик тянет меня вперед, напав на след, и вот мы уже в компании какой-то дамы с ослепительно красным чемоданом стоим перед зданием, вжавшимся вглубь квартала, и двориком, где растут те самые деревья с мясистыми листьями. Именно в этот двор и выходило окно номера, в котором мы с Ниной провели несколько ночей, то познавая, то не понимая друг друга, и теперь, подняв глаза, я вижу наше окно: да, показываю я, вот оно, нет, этажом выше – впрочем, я уже и сам толком не помню. Мы опять натыкаемся на невидимое препятствие: во двор зайти нельзя, можно только рывками приближать картинку, да и то за счет четкости изображения. Мы просто стоим, смотрим туда, и мне вдруг становится немного грустно. Гуглик (это она тебя так назвала), ты мой цифровой Вергилий…
Гуглик находит поблизости кофейню с открытой террасой, но ничего не говорит, ничего не хочет, тушуется, как бедный родственник. Заказав капучино, я окидываю взглядом окружающие меня картонные декорации, поток данных в момент виртуальной остановки: голубь замер возле ножки моего стула, так и не успев склевать крошку, напротив, в витрине магазина, словно за решеткой, томится отражение детской коляски, женщина в черном платье в белый горошек все никак не достанет из сумочки губную помаду. Меня так и подмывает подойти к каждому и как следует толкнуть в спину, чтобы все снова пришло в движение, но я понимаю, что за возможность здесь оказаться приходится чем-то платить.
Гуглик-Вергилий замечает, что я заблудился в своих мыслях, – вот так всегда: ты теряешься либо в пространстве, либо в мыслях, которые, в общем-то, и есть разновидность пространства. Он хватает меня за руку, и мы вмиг (а точнее, в одно движение пальца на колесике мышки) взмываем над крышами города в мир, который почти не принадлежит человеку. Именно таким видят Рим птицы: кварталы, внутри заполненные домами, слуховые окна, солнечные панели, наружные блоки кондиционеров. Вокзал Термини сверху похож на транзистор, включенный в схему города; Колизей завитками своих трибун напоминает перевернутую крышку пластиковой бутылки, умбристый Тибр – это червь, разделенный мостами на сегменты и медленно ползущий в Тирренское море.
Я цепляю Гуглика за ухо и вместе с ним спускаюсь с небес прямо в центр площади Кампо-деи-Фиори. Мне бы хотелось снова сесть на ступени у памятника Джордано Бруно и слушать возгласы торговцев, но моему Вергилию туда нет хода, к тому же вокруг стоит мертвая тишина; в деревянных ящиках лежат блестящие помидоры и перцы всевозможных цветов, но никто не кричит: Pomodori! Peperoni! – Peperoni! Pomodori! У ближайшего торговца вместо лица – размытое пятно (как и у всех жителей этого города), мало того: из-за какого-то технического сбоя мы оказались в компании размазанной пары женских ног, обутых в сандалии и лишенных туловища, – такие цифровые инвалиды нам уже попадались. Гуглик пытается подобраться к памятнику с другой стороны, и ему это почти удается, но постамент все равно недосягаем. Гуглик упрямо тянет меня к подножию статуи, принюхивается, учуяв след: – почему ты тогда приехала в Брно? – да какая разница? – может,
Вергилий, веди меня лучше к Пантеону. И вот мы опять ныряем в узкую улочку, но путь нам преграждает военный с автоматом, рядом с ним – припаркованный джип с нарисованным на багажнике итальянским флагом. В этом году здесь не пройти: видимо, съемочную машину сюда просто не пустили. А то вот была бы новость, если бы из гугловского автомобиля открыли стрельбу: внимание, ведется фотоохота – шутка. В общем, мы переносимся на два года назад: мостовая блестит после дождичка, но главное – здесь нам проход открыт. Мы ненадолго останавливаемся возле полноватого туриста с синим рюкзачком за плечами и вместе с ним пялимся на фирменные бюстгальтеры в витрине магазина нижнего белья, а потом перемахиваем через проспект Виктора Эммануила II и вновь оказываемся в более позднем слое времени. Гуглик вертится как заведенный – видимо, не знает, куда теперь, и я тоже понятия не имею; наконец мы протискиваемся в переулок, и метров через двадцать перед нами открывается Пьяцца-Навона. И здесь опять шелестят голоса прошлого: – не могу понять, почему ты решила поработать няней – а что здесь непонятного, Джованни Тедеско [30] ? – мне кажется, ты совсем другой тип – какой тип, Джованни Тедеско? – ну, ты не та девушка, которой важно о ком-то заботиться – это да, но дети есть дети.
30
Джованни Тедеско – Ян Немец (ит.)
ROMA O MORTE, – читаем мы граффити на стене одного из домов, проскользнув в очередную улочку; несколько раз сворачиваем и ни с того ни с сего оказываемся в каком-то ярко-желтом коридоре, по стенам которого развешены черно-белые фотографии Рима пятидесятых-шестидесятых годов. Куда, черт возьми, нас занесло, и как мы вообще здесь очутились? Хорошо еще, что нам удается спуститься на первый этаж и найти выход, правда мы опять на незнакомой улице, причем оседлали какого-то толстяка в белой обтягивающей футболке и с мотоциклетным шлемом в руке; впереди уже виден Пантеон, так что мы ныряем в самую гущу толпы туристов, но тут же непонятным образом зима сменяет лето, все вокруг в пальто и куртках, а уличные торговцы вместо солнцезащитных очков предлагают черные зонты. Метров через пять снова ударяет жара – разные временные пласты сменяют друг друга в случайном порядке, и даже Гуглик сбит с толку; попытка протиснуться в Пантеон оказывается вполне удачной, вот только мы увязли в чьей-то фотографии и не можем даже пошевелиться: – в пятнадцать лет, когда я был в Риме, мне больше всего запомнился именно Пантеон – а я здесь в первый раз – пойдем, я тебе кое-что покажу: смотри вверх, прямо на этот окулюс, здорово, правда? – эх, вот закружиться бы тут и упасть, как пьяные. Мы с Вергилием взмываем вверх, ослепительный зрачок купола занимает почти весь обзор, но прорваться сквозь него никак не получается – а было бы так красиво именно здесь воспарить над римскими крышами, надо, чтобы кто-нибудь подкинул идею программистам из Гугла.
Эта неудачная попытка вознестись в небо, видимо, вынуждает нас с Гугликом, несмотря на усталость, отправиться еще и в Ватикан. Ноги наши заплетаются, так что лучше бы снова взлететь над городом. И вот фасады домов удлиняются, как будто мы действительно развиваем сверхсветовую скорость, и вскоре их поглощает новая перспектива. На этот раз мы парим невысоко, едва не касаясь лоскутного одеяла крыш, и уже подлетаем к Тибру. “Похоже на вертолетную площадку”, – показывает Гуглик на плоскую крышу замка Святого Ангела и приземляется там со знанием дела, точно Пегас. Прямо перед нами – собор Святого Петра и огромная реклама телефона Samsung Galaxy S8. Прыгая по крышам автомобилей, мы в несколько скачков преодолеваем скучную, словно прочерченную по линейке виа делла Кончилиационе и останавливаемся посреди площади Святого Петра: – это все католики? – вряд ли, наверное, в основном туристы.
Но сейчас, присмотревшись хорошенько, я вижу вокруг не туристов и не католиков, а толпы клонированных Вергилиев, как две капли воды похожих на моего проводника. Они слетелись сюда из разных компьютеров мира, чтобы там, дома, показать людям то место, где раньше папа каждый год адресовал свое послание urbi et orbi, пока еще этот город и этот мир существовали, пока еще ждали этого послания… в общем, вот как сейчас работают писатели.
незасчитанная попытка невинности [31]
31
Незасчитанная попытка невинности. – Название этой главы содержит отсылку к эссе французского писателя Паскаля Брюкнера “Попытка невинности” (La Tentation de l’innocence; 1995), за которое он был удостоен литературной Премии Медичи.
…однажды ночью я лежал и представлял себе, будто мы с тобой ходили в один детский сад: я в старшую группу, а ты – в среднюю. Группы были отдельные, поэтому днем мы почти не встречались, но зато виделись в раздевалке: наши мамы приводили нас в одно и то же время, иногда даже перекидывались друг с другом парой слов. Я искоса наблюдал за тобой, развязывая шнурки; в отличие от меня, ты переодевалась в два счета и быстро махала своей маме на прощание – я же нередко устраивал душераздирающие сцены. Ты появлялась в раздевалке чуть позже меня, но уже летела в группу, а я, просовывая ноги в тапочки, спрашивал с тревогой: “Мама, а когда ты меня заберешь, мы сходим в парк?”