Возродившиеся из пепла
Шрифт:
Мы молчали. Я рассеянно выводила линии на его разукрашенной груди. В темноте, освещенной лишь лунным светом, трудно было разглядеть его великолепную татуировку. Хотелось бы мне изучить ее при дневном свете. Но я боялась, что не получу Зейна при свете дня. Для меня он доступен только под звездами, в темноте, где скрываются демоны.
— Где ты была вечером? — спросил Зейн, нарушая тишину и прерывая ход моих мыслей.
— В баре, — просто ответила я. Эффект от посещения бара чувствовался до сих пор. Или я опьянела от секса. Или от тестостерона.
Руки
— Точнее, — потребовал он.
Я опустила подбородок на руку и посмотрела на него. Его челюсть была сильно сжата.
— Я была в баре Лоры Мэй с подругами.
— А Лекси? — странно резко спросил он.
— Достаточно взрослая, чтобы не поджечь дом и не есть клей, пока меня нет, — ответила я, чувствуя легкую боль от того, что дочь спит в пустом доме через дорогу.
Была ли я ужасной матерью из-за того, что выпила, а потом прокралась к горячему соседу, чтобы заняться с ним сексом? Я попыталась отложить эту мысль до того момента, пока не окажусь в безопасности своей постели, взвешивая каждое решение, включая то, что привело меня сюда. Сейчас я хотела насладиться настоящим, продлить ощущение крепких рук вокруг меня, того, что Зейн открыт для меня.
Он сделал паузу, будто собирался сказать что-то еще.
Я приподнялась выше.
— Лекси хороший ребенок. На самом деле лучший, — сказала я. — Я ей доверяю.
— Ей шестнадцать, — заявил Зейн.
— Мне что-то такое говорили, — возразила я с легким сарказмом.
Я скорее почувствовала, чем увидела свечение.
— Она охрененно сногсшибательная, — продолжил он.
Я проигнорировала более сильную боль, которую испытала при этих словах. Не потому, что он назвал мою дочь-подростка сногсшибательной в каком-то извращенном смысле, нет, он ее защищал.
— Естественно, ведь она похожа на свою мать, — мой голос теперь сочился сарказмом.
Рука Зейна легла мне на челюсть.
— Ее мать в гребаном баре потягивает коктейли, без сомнения привлекая внимание каждого ублюдка, потому что она больше, чем охрененно сногсшибательная, — выпалил он. — А Лекси дома одна. Она могла привлечь внимание любого мелкого засранца.
Его руки сжались.
— Когда это случится, этот мелкий засранец явится обнюхивать ее, — отрезал он.
При этих словах мой желудок опустился. В хорошем смысле. Он беспокоился о Лекси. Защищал ее.
— Лекси — хороший ребенок, — повторила я. — Я ей доверяю.
Его глаза сказали мне, что он собирается сказать больше на эту тему, поэтому я ее сменила.
— Ты ведь в курсе, что я была с Гвен, Эми, Рози и Люси?
— Я, черт возьми, догадался, что это за подруги, — ответил он.
— Тогда ты в курсе, что рядом с такими небесными созданиями, никто и не посмотрит на простую смертную, вроде меня, — пошутила я.
Зейн замер и внезапно оказался на мне сверху, наваливаясь всем телом. Я совершенно не жаловалась.
— Не говори такой х*йни при мне, — отрезал он раздраженно.
—
— Что ты не настолько охеренно великолепна, как они. Ты сияешь так же ярко, как чертова сверхновая, с кем бы рядом ни находилась, — его грубый, холодный голос не соответствовал теплоте слов.
Я вздрогнула. Не ожидала, что разозлю его своей небрежной шуткой и, тем более, не ожидала, что он считает меня великолепной. Конечно, он не надевал мне на голову бумажный пакет, когда мы занимались сексом, так что я знала, что он не считает меня уродиной, но ярость, с которой он только что произнес это заявление, повергла меня в ступор.
Он слегка погладил меня по щеке, и его рука передвинулась, чтобы поиграть с моими волосами.
— Красота, — пробормотал он почти про себя.
Зейн был словно какой-то оборотень. Но вместо того, чтобы превратиться в монстра под светом луны, она заставляла монстра исчезнуть, являя человека под ним.
И тут взошло солнце. Не буквально; луна все еще светила в окно. Но, как переключатель, что-то снова включило свет. Я видела это. Даже сквозь остатки хмельного дурмана. Его глаза стали жестче, и он отодвинулся от меня.
— Тебе пора уходить, детка, — объявил он ровным голосом.
Я лежала ошеломленная и более чем раздраженная. И мое раздражение должно было скрыть боль.
— Серьезно? — почти прошептала я.
Я разозлилась, но была не в силах добавить больше гнева в свои слова. Они прозвучали слабо, побеждено.
— Ты знаешь, что у нас, — просто сказал Зейн, глядя в потолок.
На секунду я позволила этому проникнуть в себя. Я кивнула.
— Ага. Я знаю, что у нас, — солгала я, вставая с кровати.
Ни хрена я не знала, что у нас. Я не знала, что можно трахаться с такой свирепостью, превосходящей все, что я когда-либо могла себе представить. Я не знала, как мужчина может быть таким черствым, а через секунду таким нежным. Как он мог заглянуть в самые глубокие изломанные части меня и заставить чувствовать себя обнаженной и уязвимой? Как мог заставить меня чувствовать себя в безопасности и стыдиться одновременно? Я ничего этого не знала. Что я действительно знала, так это то, что у меня остался клочок, клочок самоуважения, поэтому я схватилась за него, как за одежду, собираясь уйти.
— Детка, — позвал он, и, к моему удивлению оказался близко. Прямо за моей спиной. На мои плечи что-то накинули. — Надень это, — твердо приказал он.
— Зейн, не думаю… — начала я протестовать.
— Не спорь, бл*ть, — скомандовал он, сжимая мои плечи под рубашкой, от которой пахло табаком и мужчиной. Зейном.
Я уступила. Он чуть развернул меня, опустил одну руку мне на бедро, другой взял за подбородок. Он пристально изучал мое лицо. Затем сделал это снова. Я едва это видела, но могла чувствовать. Как он заглянул мне в само сердце. Наши родственные души увидели осколки друг друга. Лишь на мгновение.