Возрождение Бога-Дракона
Шрифт:
— Вау!.. — Сказал я. А что я еще мог сказать? То, что казалось мне до сего дня досадной неприятностью, привлекло внимание мощнейших государственных организаций. Какие ресурсы, сколько десятков людей было задействовано в этих двух расследованиях, одно из которых, если верить Рихтеру, дублировало другое? Чрезмерно серьезное отношение к смерти сутенера вызывало недоумение. Что же они там накопали?..
Я опять посмотрел на Густава. Он казался смущенным. «Решил проявить инициативу...» Выходит, ему намекнули, чтобы он не лез в это дело, а он полез и начал копать сам. А может быть, поэтому мы сейчас вообще разговариваем? Если настоящей целью снайпера должен был стать не Энрике Флечтон, а я сам, мой наставник мог и умолчать об этом. Из самых лучших побуждений.
— Людей, которые крышевали бизнес Энрике, он вполне устраивал. С конкурентами он также договорился о границах. Было подозрение, что его могли заказать по личным причинам, но после тщательной проверки отпала и эта версия. Конечно, мы что-то могли упустить. Самого снайпера так и не нашли, и сомневаюсь, что когда-либо найдем. Не думаю, что он до сих пор жив.
— Не пойму, — сказал я. — Так что же заставило вас думать, что этот сутенер был не целью, а случайной жертвой?
— Это же очевидно, Дильгерт, — вполголоса произнес мой наставник. Я хотел спросить, что именно ему очевидно, но не успел, потому что герр Рихтер вдруг отодвинул ящик стола, молниеносным движением руки схватил лежавший там пистолет и выстрелил мне в голову.
Нет.
Выстрела не было.
Мир стал неправильным в тот момент, когда его рука еще только начинала движение к лежащему в ящике и уже снятому с предохранителя оружию. Снайпер, стрелявший два месяца тому назад, был слишком далеко и не оставил мне выбора — чтобы выправить «вывих мироздания», я мог сделать только одно: уйти с линии огня. Сейчас же выбор был. Не обязательно было уклоняться, чтобы остановить источник дисбаланса в окружающем пространстве и вернуть все к исходному равновесию. Сила вырвалась из меня еще до того, как палец герра Рихтера коснулся курка — навстречу угрозе. Он нажал на курок, но выстрела не произошло. Осечка. Еще осечка. И еще.
Герр Рихтер улыбнулся, поставил пистолет на предохранитель и убрал его в кобуру под мышкой.
— Помнишь наши уроки? — Спросил он. — Бои вслепую?
Я кивнул, хотя моего ответа, в общем-то, и не требовалось.
— Ты чувствуешь угрозу лишь в том случае, если желание переходит в намерение, которое приводит к действию. Просто желания убить тебя ты не ощутишь или, максимум, почувствуешь чужое раздражение. Да что я говорю! Большинство обитателей ШАДа — может быть, все, кроме Бьянки — мечтали о том, чтобы поставить тебя на место. Но ты реагировал только тогда, когда желание переплавлялось в поступок. Пока кто-то сидел в уголке и тихо ненавидел тебя, ты не обращал на него внимания. Но стоило кому-то схватить вазу и швырнуть тебе в голову — ты сразу отвечал. Видимо, в тот момент, когда желание перестает быть просто «хотением», становясь намерением, ищущим способа немедленно воплотиться, мозг агрессора излучает какие-то особые волны, которые ты — на внесознательном уровне — улавливаешь, переводишь в понятный для
В этом что-то было... Но с вазой он переборщил. В меня никогда не кидали вазой. Не помню такого. Один раз кинули стаканом. Кстати, кидала Бьянка, и ее я простил. Тем более, когда стакан лопнул в воздухе, осколками ей порезало щеку и руки, и пришлось срочно звать школьного врача, чтобы она не истекла кровью. Еще раз, помню, бросили обломок кирпича... Он тоже лопнул на середине полета.
— Ты бы почувствовал угрозу лишь в том случае, если бы тебя собирались убить, — продолжал герр Рихтер. — Именно тебя, а не какого-то там сутенера. Более того, если бы стреляли в него, а ты случайно оказался бы на линии огня, твоя интуиция могла бы и подкачать.
— Это единственный аргумент в пользу того, что охотились именно на меня или есть еще?
— Профессионализм исполнения. — Опять заговорил Густав. — Оружие, которое мы нашли на месте, подготовка преступления, сокрытие следов — все это говорит о высоком профессиональном уровне как исполнителя, так и организатора. Такое убийство стоит больших денег. Слишком много за бывшего сутенера. Если бы Энрике действительно хотели убрать, наняли бы какого-нибудь безработного византийца, который за сотню крон пристрелил бы его на автостоянке. Большего он не стоил.
На некоторое время в разговоре образовалась пауза — мне давали возможность обдумать и усвоить все вышеизложенное. Пришла мысль, что вообще-то, до сих пор у меня не было причин не доверять выводам Густава и герра Рихтера. Кроме того, я давно привык жить в атмосфере враждебности и страха, которые время от времени выливались в агрессию, направленную окружающими меня людьми на то, что внушало им страх. Другими словами, на меня. Люди боялись того, чего не понимали и что не могли контролировать; мне было наплевать на их правила, на их мораль, религию и этику; я был опасен для них и за прошедшие годы (а может быть, века? ведь это была не первая жизнь и сильно сомневаюсь, что в предыдущих я был более благодушен) свыкся с их ненавистью и враждой: такое отношение казалось привычным. Поэтому идея о том, что кто-то охотился лично за мной, действуя с максимальным профессионализмом, что кто-то не достиг успеха в организации моего убийства лишь потому, что сыграли такие факторы, появления которых охотник не мог предвидеть — эта мысль не показалась мне чересчур странной.
— Стрелка так и не нашли? — Спросил я.
Густав покачал головой.
— И вряд ли когда-нибудь найдем. — Добавил он.
— Думаешь, его убрали?
— Нет, я думаю, ему выписали премию за проваленную операцию. — Искривившая его губы усмешка на мгновение обнажила пожелтевшие от никотина зубы.
Опять пауза — Густав и герр Рихтер молчаливо предлагали мне возразить или озвучить вопросы, если таковые возникли, но у меня вопросов не было... пока. Мне было интересно, что еще они скажут.
Когда молчание совсем уже затянулось, герр Рихтер заговорил:
— И в связи с тем, что ты только что услышал, недавние события также... заставляют смотреть на них немного по другому.
Я понял, о чем он говорит. Действительно, если то происшествие в мексиканском ресторанчике не было случайной неприятностью, то и цель взрыва в поезде можно было уже не искать. Возникло неприятное ощущение... Тот, кто хотел меня убить, на этот раз подготовился более тщательно. И на этот раз он был намного ближе к цели.
— Я не чувствовал там никакой угрозы. — Задумчиво произнес я.
Герр Рихтер кивнул, как будто ничего другого и не ожидал услышать. Густав поднялся, взял со стола бумажную папку и протянул мне. Внутри обнаружилось досье на некоего Лассе Халонена, финна по происхождению, безработного, проживающего со своей матерью в Эленгарде, двадцати семи лет от роду... Прикрепленную к углу листа фотографию я уже видел — только не на бумаге, а в цифровом изображении, когда герр Рихтер расспрашивал меня в больнице. Тот самый парень с большим рыжим чемоданом, занявший место в середине вагона, в котором я ехал.