Возведение

Среди старых, покосившихся деревянных домов, сложенных из брёвен, деревья для которых срубили прямо тут же, в лесу, что окружает их, медленно шагая, от дома к дому ходил один-единственный мужчина. На его лице не было эмоций, а глаза были пусты, на ранее ухоженном лице сейчас отросла многодневная щетина, что уже превратилась в бороду, длинные волосы, всю жизнь причесываемые и ухаживаемые, сейчас слипались друг с другом, блестели от любого света из-за давнего срока последней помывки. Медленным, никуда не спешащим шагом, он шёл от дома к дому, лишь ненадолго останавливаясь у каждого из них ненадолго

Большинство домов в этой деревне были пусты. Последние жители этого места — старики, что уже не способны никуда перебраться и чудом ещё выживающие тут, на выращиваемом ими в огороде пропитании. Впрочем, даже так, все они уже доживали последние свои дни, максимум проживут несколько месяцев, прежде чем начнётся зима, которую никто из проживающих тут уже не сможет пережить.

На подходе к очередному дому, мужчина услышал скрипучий звук открывающейся деревянной двери, что заставило его повернуться к источнику звука.

То была старая, не способная уже держать спину прямо, старуха. Вся она была укутана в одежды и ткани, что, впрочем, даже на вид, проросли плесенью и были тяжёлые от влажности, что пропитала эти ткани. Кожа старухи, где её было видно, была покрыта большим количеством морщин, чем, наверное, этот мужчина видел за всю свою жизнь. Кожа была вся в старческих пятнах, глаза у старой женщины были подслеповаты, отчего она вечно щурилась, в попытках рассмотреть все получше. Во рту у женщины не получится насчитать и пятёрки зубов, точнее, их было только три, два из которых — резцы, а один — зуб мудрости. И все они уже больше чем наполовину были сгнившими, чёрными, исторгая отвратительный запах вовне.

— Хватит месить землю моего дома. Заходи уже, — тихо, с кряхтением сказала старая женщина мужчине, что от слов её совершенно не изменился в лице, лишь сменил направление и пошёл к дому с открытой для него дверью.

Внутри дома было влажно и душно. Как здесь жила старуха все это время, понять невозможно. Стены проросли плесенью, всюду был специфический старческий запах и запах вездесущей плесени.

Да, плесень была повсюду и её было много.

Мужчина, впервые за последние дни проявил эмоции на лице, скривившись от отвращения к окружающему его пространству внутри дома. Ему было мерзко даже просто вдыхать запах в этом месте…

— Не нужно кривить лицо своё, — сказала старуха, медленно волоча ногами, приближаясь к тому, что, возможно, кто-то мог бы назвать кроватью. — Долго же ты шёл ко мне. Я уже заждалась, думала и вовсе не доживу…

— Ты знала, что я приду, старуха? — спросил мужчина, впервые за несколько суток подав голос, отчего с непривычки горло даже запершило, что вынудило его достать флягу с водой, глоток которой он и сделал, перед этим сполоснув внутреннюю часть рта.

— Разве был бы смысл в том, что ты искал меня последние восемь месяцев, если бы я не смогла узнать такую мелочь? — усмехнулась старуха, что, впрочем, с её-то кожей и морщинами выглядело только отвратительно, а если ещё вспомнить про её зубы…

— Тогда ты знаешь, что мне нужно от тебя… — сказал мужчина, устало присаживаясь на обычный деревянный табурет, хотя даже это он сделал с заминкой, перебарывая своё отвращение.

— Знаю. Знаю, а потому и ждала. Хочешь ты узнать судьбу грядущую. Будущее, что поможет тебе исполнить твою цель и найти новую в жизни этой. Однако же… скажи, ты принёс всё, что нужно? — спросила она, с той же отвратительно улыбкой спросила она, посмотрев на мужчину.

Огня в доме не горело, был ещё день, хоть на улице и пасмурно, отчего света вокруг было мало и вид лица старухи из-за игры теней стал ещё более жутким, словно она специально делала это и подбирала ракурс с особым тщанием.

— Если ничего не изменилось за двадцать семь лет, то да, я все принёс, — сказал мужчина, доставая из небольшого мешочка, который нёс с собой в одеяниях своих, маленькую скляночку с голубовато-синей жидкостью и маленький, едва заметный кристаллик, размером меньше ногтя мизинца раза в два.

— Да… это всё, что нужно… — сказала старуха и сгребла всё это подрагивающими руками.

Тут же из-под стола она достала ступку и пестик, в первую положила кристаллик и начала быстро превращать тот в мельчайшую пыль, а через пару минут, когда все было готово, сорвала с ближайшего очага роста плесени немного оной растительности и кинула в образовавшейся в ступке пыль, с которой начала активно эту растительности перемешивать. Когда же все волокна плесени стали единой субстанцией с пылью кристалла, она вылила туда и жидкость из скляночки.

Тихо шепча, поднеся чашку ступки едва ли не вплотную к губам, она смотрела на замершего мужчину. Наконец, через полторы минуты она закончила шептать неразборчивые для ушей мужчины слова и смесь, образовавшаяся в ёмкости едва заметно, но все же отличимого в полумраке, что находится вокруг. Когда свечение, длившееся не больше десяти секунд, погасло, старуха выпила всю жидкость и сразу отбросил ту в сторону, став смотреть в глаза мужчине.

— И что теперь? — спросил он у неё.

— Ждать. Разве жена твоя любимая не рассказывала о том, как всё это происходит? Разве не из-за её россказней ты бросил всё и направился на мои поиски? — усмехнулась старуха, став намного бодрее после выпитого её зелья. — Эффект от зелья не мгновенный, но очень быстрый. И советую тебе записать всё что я буду ведать тебе, ибо чувствую я давно уже… это последний час жизни моей и он уже подходит к концу. Лишь ожидание ещё держало душу мою в теле этом, что готово развалиться в любой момент. Ох… кажется начинается… — сказала старуха и глаза её помутнели ещё больше став полностью белыми, в них пропала радужка, пропал и зрачок.

Мужчина, следуя совету старухи, быстро достал, на чём можно было бы писать и чем писать. Однако он не успел, когда старуха, замерев, посмотрела на него белыми, без единого вкрапления других цветов, глазами, начав хриплым голосом в стихотворной форме говорить…

Иди туда:

Где постоянно изливается вода,

Где Молнии гуляют в тёмных тучах,

Где призраки живых огней,

Гуляют средь ветров и ураганов.

Где камня меньше, чем костей,

Где кровь солдат, уже залила землю,

Где души бродят средь степей,

И чужаков они там не приемлют!

Где Наш мир — Явь,

И Тот мир — Навь,

Сплелись давно уж воедино,

И разойтись они никак, окончательно, не могут,

Миры там, ждут, что им помогут.