Возвращение блудной мумии
Шрифт:
После того, как однажды, собираясь лететь в Россию, я прокатилась на электричке до аэропорта под драматический аккомпанемент траурного марша Шопена, добираться до аэровокзала я стала исключительно на такси.
Итак, под потолком вагона нудно, навязчиво и пронзительно пиликали скрипочки, за окнами проносились жмущиеся друг к другу, как грязные перепуганные овечки, облезлые дома барселонских предместий, а я с неприличным любопытством разглядывала мужчину, сидящего лицом ко мне на скамейке с другой стороны вагона.
Несмотря на то что смуглый и мускулистый
О нездоровой страсти андалузцев, цыган и латиноамериканцев к золотым украшениям я уже была наслышана. Мне доводилось встречать в метро андалузских нищих, которые, выпрашивая подаяние ради умирающих от голода детей, даже в интересах дела не могли расстаться с дорогими их сердцу драгоценностями и, протягивая пассажирам пластмассовый стаканчик для милостыни, сверкали золотыми перстнями, браслетами и цепями почище отечественных “братков”.
Сидящий недалеко от меня усатый мачо напоминал витрину небольшой ювелирной лавки. Его грудь украшал распростерший крылья золотой орел размером с небольшое чайное блюдце. Удерживающая орла цепь была настолько массивной, что запросто сгодилась бы на то, чтобы поднимать якорь небольшой парусной лодки. Помимо орла андалузец дополнительно нацепил себе на шею более тонкую цепочку с шестью золотыми образками святых и Девы Марии, золотой подковой и крестом. Довершали картину тяжелые бусы из резной кости то ли марокканского, то ли индийского производства, пара золотых браслетов, золотые часы и пяток здоровенных сверкающих перстней.
Красавец с орлом и сам сиял, как начищенный пятак. Было очевидно, что он необычайно горд и доволен как собой, так и своими спутниками. Рядом с мужчиной крутился на сиденье бойкий мальчонка лет одиннадцати, а сидящая напротив жена вела беседу по сотовому телефону. Она говорила нарочито громко, так что вскоре весь вагон был в курсе того, что достойное семейство андалузских крестьян-оливководов едет в гости к своим живущим под Барселоной приятелям — перебравшимся жить в Каталонию бывшим крестьянам-оливководам.
Сотовый телефон супруга золотоносного мачо, очевидно, считала неотъемлемым символом престижа и благосостояния и получала несказанное удовольствие, демонстрируя его едущим в вагоне пассажирам. С каждой станции она перезванивала своим знакомым и громогласно сообщала, что они только что проехали Прат-де-Лльобрегат, Гава или Виладеканс и уже приближаются к нужной остановке.
Лучащийся самодовольством путешествующего первым классом миллиардера глава семейства заметил пропажу мальчика лишь в тот момент, когда механический голос объявил, что следующая остановка — Кастельдефельс. Именно тут они должны были выходить.
На вопрос, куда подевался ребенок, жена равнодушно ответила, что он пошел в туалет, и продолжила разговор по сотовому телефону.
Красавец с орлом подскочил к туалету и, молотя по двери кулаками, заорал, чтобы сын немедленно выходил.
— Не могу, я какаю! — иерихонской трубой завопил из-за металлической двери ребенок.
По какой-то непонятной причине андалузцы даже в спокойном состоянии разговаривали на столь повышенных тонах, что одна семья по уровню шума, особо не напрягаясь, запросто могла заглушить пару авиационных двигателей, если же они возбуждались, поднимался такой гвалт, что и мертвый бы восстал из гроба.
Когда разъяренный глава семейства извлек наконец натягивающего штаны ребенка из туалета, двери вагона уже захлопнулись. Увлеченная телефонным разговором жена настолько отключилась от окружающего мира, что даже не заметила, как они проехали свою остановку.
Покорившись судьбе, золотоносный мачо со вздохом уселся на свое место, а ребенок тем временем снова шмыгнул в туалет.
На остановке Кастельдефельс-Плайя вновь повторилась та же история. Взбешенный отец крушил кулаками металлическую дверь, сын вопил:
"Я какаю”, а его мамаша увлеченно кричала в телефонную трубку, что они уже подъехали совсем близко и скоро должны выходить.
Пассажиры уже даже не смеялись, а корчились, кашляли и задыхались от хохота, поскольку двери вагона, как и в прошлый раз, захлопнулись точно в тот момент, когда юный андалузец вывалился из туалета.
Схватив ребенка за шкирку, чтобы он больше не улизнул, глава семейства яростно обрушился на жену, обвиняя ее в том, что она не следит за сыном, а только и делает, что треплется по мобильному телефону, даже не заметив, что они уже давно проехали нужную станцию.
— Разве можно так жить? Один срет целый день, другая от телефона не отлипает! — метал громы и молнии папаша.
— Разве я виноват, что хочу какать? — плаксиво орал мальчишка.
— Я что — не имею права по телефону поговорить? — возмущенно визжала жена.
Пиликанье скрипочек прекратилось. Теперь в динамиках во всю мощь развернулся симфонический оркестр, наяривая что-то по-вагнеровски героическое.
Семейство оливководов вывалилось-таки из вагона на станции Гарраф, но пассажиры, и я в том числе, еще долго не могли успокоиться и истерически хохотали до самого Ситжеса.
На платформу я спрыгнула в прекрасном настроении, решив, что путешествовать на электричке гораздо занимательнее, чем на машине.
Свернув на ведущую к комиссариату полиции пешеходную дорожку, я задержалась, уловив краем глаза знакомые очертания в витрине туристического агентства. Снова Столовая гора! Надо же, как мне на нее везет!
"Невероятные скидки, — гласило объявление. — Заплатите за билет до Парижа — и летите в Южную Африку”.
Убеждая себя, что делаю это из чистого любопытства, я зашла внутрь и попросила рекламный буклет по Южной Африке. Цены на билеты действительно были прямо-таки бросовыми, но действовала скидка только в течение ближайшей недели.