Возвращение доктора Фу Манчи
Шрифт:
Тем временем холодный утренний свет уже залил прихожую. Дверь за ним захлопнулась, и я поднялся к себе в кабинет, из окна которого было видно, как Найланд Смит пересек газон и исчез в утреннем тумане, держа направление на группу из девяти вязов.
Некоторое время я сидел у окна, наблюдая восход солнца. Под окном прошагал полицейский. За ним шаткой походкой проследовал припозднившийся гуляка в вечернем смокинге. Ощущение реальности начало понемногу возвращаться ко мне. И все же я помнил, что там, за пеленой тумана, проделывал какие-то фокусы с тарелкой холодного тюрбо, кувшином молока
Далеко справа, у кромки газона, остановился трамвай, затем тронулся вновь. Его желтоватые огни мигали в серой мгле, однако меня интересовало не столько это зрелище, сколько одинокий путешественник, который сошел на остановке.
Трамвай прогрохотал под окном, а я изо всех сил старался разглядеть загадочную фигуру, которая пересекла шоссе и двинулась по газону. Это была женщина, несшая что-то вроде большого мешка или свертка.
Надо быть самым заскорузлым материалистом, чтобы отрицать присутствие в нас неких мистических сил, которыми мы не умеем управлять, но, которые, при случае, великолепно руководят нашими действиями. Внезапно мне страстно захотелось узнать, кто же эта одинокая путешественница, пересекающая газон в столь ранний час.
Без какого-либо четкого плана действий я сбежал по лестнице, надел кепи, выскочил из дома и пересек газон в том направлении, где предположительно мог столкнуться с одинокой странницей.
Но случаю было угодно, чтобы я ошибся в расстоянии, и мое приближение к ней скрыл кустарник. Поэтому, оставаясь незамеченным, я мог видеть, как она присела на мокрую траву и стала развязывать узел.
Она была одета в какие-то неразличимого цвета лохмотья, носила вульгарную соломенную шляпку и плотную вуаль. Но когда она развязывала узел, мне удалось заметить, что руки ее тонки и белы. Я заметил также, что рядом с ней на земле лежат чудовищного вида матерчатые рукавицы.
Между тем «странница» развязала узел и вытащила из него нечто, напоминающее миниатюрную сеть для ловли креветок. Я вышел из кустов, молча пересек разделяющее нас расстояние и подошел к ней вплотную.
Легкий аромат духов коснулся меня, и — проклятье! — все те же таинственные благовония древнего Египта взволновали душу. Все волшебство Востока было в этом аромате, и я отлично знал, кто может им так коварно пользоваться. Я склонился над женщиной.
— Доброе утро. Не могу ли я вам чем-либо помочь?
Женщина вскочила, как спугнутая косуля, и неподражаемо гибким движением восточной танцовщицы отпрянула. В лучах восходящего солнца на пальцах мнимой бродяжки сверкнули драгоценные камни. Сердце мое упало. С огромным трудом мне удалось выговорить:
— Нет повода для беспокойства…
Она замерла, не спуская с меня глаз. Даже под плотной вуалью я различал их сверкание. Нагнувшись за сеткой, я услышал ее тяжкий вздох и какое-то невнятное бормотание. Но этого для меня было вполне достаточно.
— Однако, это не силки для птиц, — сказал я нарочито безразличным тоном. — За какой же невиданной пташкой ты охотишься, Карамани?
Резким
Постоянно бороться со страстным желанием обладать женщиной, с которой был уже близок, — только идиот не знает, какая это страшная мука. Для настоящего мужчины нет ничего мучительнее. Но это была моя доля, мое наказание непонятно за какие грехи. И вот передо мной эта женщина, эта прекрасная рабыня исчадия рода человеческого, доктора Фу Манчи.
— Вероятно, вы опять приметесь утверждать, что не знаете меня, — начал я несколько грубовато.
Губы ее дрогнули, но ответа не последовало.
— Порой забывчивость — одно из самых удобных свойств, — продолжал я с горечью, но тут же решил себя одернуть. Ведь слова мои были продиктованы лишь малодушным стремлением услышать ее оправдания. Ну, не глупость ли надеяться на это?
Я стал рассматривать сетку. К ней было прикреплено приспособление с сильной пружиной. Совершенно очевидно, что это была разновидность ловушки.
— Что вы собирались делать? — спросил я довольно резко, в душе любуясь изысканным рисунком ее губ и проклиная себя за их дрожь.
Тогда она заговорила:
— Доктор Петри…
— Да?
— Кажется, вы сердиты на меня не столько за то, чем я занимаюсь, сколько за то, что я вас забыла… Однако…
— Не выворачивайте вещи наизнанку, — с деланной строгостью прервал я ее. — Если вам понадобилось забыть все, что между нами было, — ради Бога! Но отвечайте на мои вопросы!
В отчаянии она заломила руки. Во всяком случае, в ее голосе оно звучало вполне натурально:
— Почему вы так обращаетесь со мной? (О, этот неподражаемый акцент. Я с ума сойду!) Бросьте меня в тюрьму! Убейте! — Тут она топнула своей прелестной ножкой. — Убейте за все, что я натворила. Но не мучьте меня, не сводите меня с ума своими упреками, что я вас забыла. Говорю вам… и готова повторять вновь и вновь… До того времени, как вы ночью на прошлой неделе явились кого-то спасать от… (о, это не было уловкой — Карамани действительно испытывала мучительное колебание, прежде чем назвать имя Фу Манчи) от него , я вас ни разу, ни разу не видела!
Ее взгляд горел страстным желанием обнаружить хоть какие-то признаки того, что я ей поверил. Во всяком случае, так в этот момент я с горечью думал. Однако факты были против нее.
— Ваши заявления ничего не стоят, — отвечал я, стараясь придать как можно более холода своим словам — Вы — предательница. Вы предаете тех, у кого хватает безумия вам довериться…
— Я не предательница! — обожгла она меня взглядом. (Боже мой! Ну что за глаза…)
— Все это чушь. Вы прикинули, что вам выгоднее служить Фу Манчи, чем хранить верность своим друзьям. Ваше «рабство» — а по-другому это и не назовешь, — очевидно, не слишком обременительно. Вы помогаете Фу Манчи заманить в ловушку очередную жертву, а в награду он осыпает вас драгоценностями и дорогими подарками…