Возвращение домой.Том 2.

Пилчер Розамунда

Иногда она подумывала о том, чтобы написать самой. Пожурить его шутливо: «Ах ты, негодник этакий! Я тут жду, жду, извелась вся, ты же сказал, что напишешь. Никогда в жизни больше тебе не поверю!» Что-нибудь в этом роде. Но она боялась показаться навязчивой, отпугнуть его своей напористостью, как отпугнула Эдварда признанием в вечной любви.

В конце концов, идет война, весь мир объят ею, точно пожаром, и сейчас не время для торжественных клятв (как пытался втолковать ей Эдвард). И не то время, чтобы выполнять обещания.

Однако, с другой стороны, это же не Эдвард, это — Джереми Уэллс, сама честность,

верность, надежность. Оставалось предположить лишь, что по зрелом размышлении, взвесив все как следует, он одумался. Вдали от Джудит в нем возобладал здравый смысл. Их любовь в Лондоне была не более чем кратким эпизодом, интерлюдией очаровательной, но мимолетной и слишком несерьезной, чтобы ради нее рисковать их безмятежной многолетней дружбой.

Стараясь судить трезво, не поддаваясь эмоциям, Джудит уверяла себя, что все прекрасно понимает. Но это было неправдой. Она не понимала. На самом деле, она не только разочаровалась в Джереми, но и смертельно на него обиделась.

Эти невеселые размышления сопровождали ее всю дорогу до казармы. Она объехала безобразное здание кругом, поставила велосипед на стоянке позади дома и прошла в регистратуру. Дежурила нынче старшая по казарме, пышногрудая дамочка лет тридцати пяти, до войны служившая экономкой в частной приготовительной школе для мальчиков.

— А, Данбар… Заработались?

— В последнюю минуту свалились кое-какие письма.

— Бедняжка! Какая досада. Вам звонили, я положила записку в ваш ящик.

— Да? Спасибо…

— Советую вам пошевеливаться, не то останетесь без харчей.

— Знаю.

Джудит расписалась в журнале, подошла к почтовым ящикам и обнаружила письмо от Бидди и клочок бумаги, на котором офицерша написала: «Рядовой Данбар. Звонила Лавди Кэри-Льюис. Пожалуйста, позвоните».

Лавди? Зачем она звонила?

Но выяснить это до ужина времени уже не оставалось, поэтому Джудит направилась прямиком в столовую и съела ломтик солонины, жареную картофелину и порцию переваренной капусты. На десерт был кусок бисквита с пышной шапкой сливового джема. Он выглядел настолько неаппетитно, что она не стала его есть и пошла наверх в свой закуток, где у нее было припасено немного яблок на случай, если захочется чего-нибудь пожевать. Взяв яблоко, она опять спустилась вниз и пошла искать свободный телефон. Автоматы, которых было всего три штуки, располагались в стратегически важных точках казармы, и по вечерам возле любого из них обычно собиралась толпа девушек, которые сидели на ступеньках, дожидаясь своей очереди, и жадно ловили каждое слово той, что говорила в данный момент. Но этим вечером Джудит повезло. Видно, теплая погода выманила всех на улицу, и в ее распоряжении оказался свободный автомат.

Она набрала номер Нанчерроу, опустила монеты и стала ждать.

— Нанчерроу.

Она нажала кнопку, и монеты, звякнув, провалились внутрь,

— Кто это?

— Афина.

— Афина, это Джудит. Лавди просила меня позвонить.

— Погоди, сейчас позову ее. — Она крикнула сестру, да так зычно, что у Джудит чуть не заложило ухо. — Сейчас подойдет.

— Как Клементина?

— Чудесно. Ты звонишь из автомата?

— Да.

— Тогда не будем говорить, дорогая, а то ты без единого шиллинга останешься. Увидимся как-нибудь. Передаю трубку Лавди.

— Джудит!

Спасибо, что позвонила. Ты уж извини. Я хотела с тобой поговорить, но мне сказали, что ты на службе. Мне всего одной минутки хватит. Мы с мамой в выходные едем в Лондон, остановимся на Мьюз. Пожалуйста, приезжай тоже. Сможешь? Постарайся!

— В Лондон? Зачем тебе понадобилось в Лондон, ты же его ненавидишь.

— Я тебе объясню. Мы едем вместе, И мне, серьезно, надо с тобой встретиться. — Лавди была как будто слегка не в себе. — Мне так много нужно рассказать тебе. Так приедешь? Сможешь освободиться?

— Ну, я могла бы попробовать отпроситься на выходные…

— Да? Отпросись обязательно. Скажи, что это крайне важно. Вопрос жизни и смерти. Мы с мамой поедем завтра, на поезде. Для «бентли» нет горючего. Завтра четверг. Когда ты сможешь приехать?

— Не знаю. Как получится. Не раньше субботы.

— Отлично! Даже если мама уйдет, я весь день буду дома. Буду ждать, а в крайнем случае позвони…

— А если у меня не получится…

— Да получится, получится непременно. Придумай какой-нибудь предлог. По семейным обстоятельствам… все что угодно. Это очень, очень важно.

— Я попробую…

— Вот и отлично! Жду-не дождусь… «Бип — бип — бип» — зазвучало в трубке. — Пока-а!

Щелчок… время звонка истекло.

Джудит в недоумении повесила трубку. Что Лавди задумала? И что ей делать в Лондоне, сама же всегда клялась, что терпеть его не может. Ответа на эти вопросы не было. Ясно было одно: завтра утром нужно попытаться уговорить командира части подписать ей увольнительную на следующий же день. А в случае отказа обратиться за помощью к капитан-лейтенанту Кромби. Ведь он непременно вступит в бой на ее стороне.

Несговорчивость капитана ЖВС, этой злобной старой девы, превзошла худшие ожидания Джудит. Лишь после долгих и упорных унизительных просьб она получила увольнительную на выходные. Джудит горячо поблагодарила и быстренько ретировалась, пока начальница не передумала.

Когда она вышла из кабинета, сидящая за печатной машинкой дежурная подняла на нее глаза, в которых читался безмолвный вопрос. Джудит скорчила физиономию и подняла оба больших пальца вверх.

— Поздравляю, — прошептала девушка, — она с утра сильно не в духе. У вас было мало шансов.

Вернувшись в свой отдел в приподнятом настроении, Джудит, несмотря на то что ее об этом не просили, заварила кофе для дорогого капитан-лейтенанта Кромби — она так рада была, что работает у него, а не у какой-нибудь ведьмы с лиловым цветом лица и манией величия.

Утро в субботу выдалось прекрасное, без единого облачка в небе. Выйдя из пещерного мрака вокзала Ватерлоо на улицу, Джудит решила побаловать себя и до Кэдоган-Мьюз с шиком прокатилась на такси. В лучах весеннего солнца Лондон был удивительно красив. Деревья оделись молодой зеленью, разбомбленные места заросли кипреем и приобрели совершенно деревенский вид, по спокойной глади резервуаров с аварийным запасом воды плавали дикие утки. Крокусы покрыли траву в парке лиловым ковром; покачивались под ласковым ветерком желтые головки нарциссов. Парящие в вышине аэростаты заграждения серебрились на солнце, над зданиями государственного значения реяли флаги, и лица прохожих, казалось, озаряли радость и надежда.