Возвращение домой

® Марина Акинина, обложка, 2015

® Ольга Кидвати, перевод, 2015

® ООО «Издательство АСТ», 2015

Эта книга – плод воображения автора. Все имена, персонажи, места и ситуации вымышлены. Любые совпадения с реальными событиями, географическими объектами и людьми, как умершими, так и ныне здравствующими, являются случайностью.

Руки Гласс были липкими от маминой крови. Осознание происходящего приходило медленно, как сквозь густой туман, – казалось, будто это чьи-то чужие руки, а кровь просто привиделась в кошмарном сне. Но руки принадлежали ей, и они действительно были в крови.

Гласс чувствовала, как правая ладонь прилипает к подлокотнику ее кресла в первом ряду челнока. Потом она ощутила, что кто-то крепко сжимает ей левую руку. Это был Люк. Он не выпускал ладонь Гласс с того самого момента, как силой оторвал возлюбленную от тела матери и усадил на место. Пальцы Люка впились ей в руку с такой силой, словно молодой человек пытался таким образом избавить Гласс от пульсирующей боли, приняв ее на себя.

Гласс постаралась сосредоточиться на тепле его руки, на том, как крепко он сжимал ее пальцы, не отпустив их даже тогда, когда челнок заходил ходуном, оказавшись в гравитационном поле Земли.

Всего несколько минут назад мама сидела в соседнем кресле и вместе с Гласс ждала встречи с новым миром. А теперь мама мертва, застрелена обезумевшим охранником, который отчаянно бился за место на последнем челноке, покидающем обреченную Колонию. Гласс изо всех сил зажмурилась, чтобы избавиться от навязчивого кошмара, вновь возникшего перед ее внутренним взором: вот мама медленно сползает на пол, вот сама Гласс опускается рядом, слыша тяжелое дыхание и стоны. Гласс бессильна, она ничего не может сделать, чтобы остановить кровотечение. Вот она сидит, положив мамину голову себе на колени, и, с трудом сдерживая рыдания, произносит слова любви. Вот по Сониному платью расползается темное пятно, а жизнь тем временем покидает ее тело, и Гласс слышит последние мамины слова: «Я так горжусь тобой». А потом из лица матери уходит жизнь.

Но Гласс не могла избавиться от возникавших в мозгу образов, как не могла изменить реальность. Мама мертва, а они с Люком мчатся сквозь космос в корабле, который вот-вот потерпит крушение, ударившись о поверхность Земли.

Челнок отчаянно грохотал и дергался, его мотало из стороны в сторону. Гласс едва ли замечала это. Она смутно ощущала, что ее тело швыряет туда-сюда, и в ребра впивается металлическая пряжка ремня безопасности, но боль от смерти матери ранила куда сильнее.

Раньше горе представлялось ей каким-то тяжким грузом – и это в том случае, если она вообще давала себе труд подумать на подобную тему. Та, былая Гласс склонна была зацикливаться на страданиях других людей. Все изменилось, когда умерла мать Уэллса. Девушка видела, как ее лучший друг бродит по кораблю, словно придавленный огромной, неподъемной, но невидимой ношей. Однако сама Гласс сейчас чувствовала себя иначе – опустошенной, полой. Из нее словно бы выскоблили все чувства. О том, что она все еще жива, напоминали только крепкие пальцы Люка на ее руке.

Со всех сторон на Гласс напирали люди. Все сиденья были заняты, а оставшееся пространство в салоне челнока было плотно набито мужчинами, женщинами и детьми. Они держались друг за друга, чтобы не потерять равновесия, хотя это было совершенно излишне – в волнообразно колышущейся массе, состоящей из человеческой плоти

и беззвучных слез, падать все равно было некуда. Кто-то шептал имена близких, которые остались на корабле, кто-то неистово тряс головой, отказываясь смириться с мыслью о том, что пришлось навсегда распрощаться с любимыми.

Панике не поддался один-единственный человек, сидевший справа от Гласс, Вице-канцлер Родос. Он смотрел прямо перед собой, то ли не замечая отчаянного смятения на лицах людей, то ли игнорируя его. На миг горе Гласс отступило, его затмила вспышка негодования. Отец Уэллса, Канцлер, сейчас делал бы все, что в его силах, лишь бы успокоить людей, если он вообще позаботился бы о том, чтобы занять место в челноке. Хотя Гласс, разумеется, была не вправе судить Вице-канцлера. Она оказалась здесь только благодаря Родосу, который потащил их с матерью за собой, прорываясь к челноку.

Сильный толчок отшвырнул Гласс к спинке ее кресла, когда челнок вдруг резко тряхнуло, потом он накренился набок почти на сорок пять градусов, а потом вернулся в прежнее положение, продолжая свое выворачивающее все внутренности падение. Все разом ахнули, но громче всего прозвучал детский вопль. Когда металлический каркас челнока начал прогибаться, словно от удара гигантского кулака, кое-кто закричал. Разрывая барабанные перепонки, салон наполнил высокий металлический визг, заглушающий и крики, и испуганные рыдания.

Гласс вцепилась одной рукой в подлокотник кресла, а другой – в руку Люка, ожидая, что ее вот-вот накроет волна ужаса. Однако этого не произошло. Она знала, что должна бы испугаться, но события последних дней притупили чувства, девушка будто оцепенела. Ей пришлось тяжко, когда в Колонии стало недоставать кислорода, а ее дом словно развалился на части. И когда она решилась на безумный нелегальный поход через открытый космос с Уолдена на Феникс, где пока еще можно было дышать. Но все, через что прошла Гласс, меркло перед тем, как она сама, мама и Люк прорывались на челнок. Однако теперь ей было плевать на то, что она, возможно, никогда не увидит Земли. Пусть все закончится для нее сейчас, это лучше, чем просыпаться каждое утро и вспоминать о том, что мамы больше нет.

Покосившись на Люка, она увидела, что тот с каменным, полным решимости лицом смотрит прямо перед собой. Может, он старается быть храбрым ради нее? Или охранников специально учат соблюдать спокойствие в экстремальных ситуациях? Люк заслуживает лучшей участи, чем эта. Неужели после всего, через что ему пришлось пройти ради Гласс, он обречен на такую вот кончину? Неужели они спаслись от верной смерти в Колонии лишь для того, чтобы теперь сломя голову мчаться навстречу иной, но столь же ужасной судьбе? Переселение человечества на Землю не планировалось в течение еще как минимум столетия. За это время ученые должны были убедиться, что радиация, царящая на планете после Катаклизма, сошла на нет. Их возвращение на родину, их отчаянный исход сулил одну лишь неопределенность.

Гласс бросила взгляд на ряд маленьких иллюминаторов в борту корабля. За каждым из них клубились серые тучи. Есть в этом какая-то странная красота, подумала она, и тут один из иллюминаторов внезапно лопнул. По салону разлетелись осколки раскаленного стекла и металла, а в образовавшееся отверстие ворвалось пламя. Люди, оказавшиеся к нему ближе всего, рванулись кто в сторону, кто вниз, но в такой тесноте им некуда было деться. Отшатнувшись назад, они попадали на тех, кто стоял за их спинами. Ноздри Гласс обжег острый запах горячего металла, но его перебила какая-то другая вонь… и Гласс с растущим ужасом поняла, что так пахнет поджаривающаяся плоть.