Возвращение домой
Шрифт:
Она повернулась к Люку. Он, не шевелясь, лежал у камина и едва дышал. Если он умер, она умрет тоже. Она знала это так же твердо, как свое собственное имя.
Треск огня между тем становился все громче, и через несколько минут в воздухе повис дым. Гласс кляла себя последними словами, когда вдруг поняла, какую совершила глупость. Конечно, стены избушки были сложены из камня, да только вот удушливому дыму камень не помеха. Дым уже и сейчас понемножку проникал в открытое окно и был хорошо заметен на фоне полыхающего вокруг их жилища пожара.
Гласс перебралась поближе к двери, готовая, если это понадобится, быстро выскочить наружу. Когда дым
Она опустилась возле Люка на колени и накрыла их обоих мокрым одеялом. Воздух становился все теплее. Выглядывая из-под одеяла, Гласс видела за окном оранжевое свечение, а еще оттуда доносился смех и радостные возгласы. Пусть себе наземники думают, что победили, и что Гласс с Люком уже мертвы. Возможно, их потрясение будет слишком велико, и они не бросятся в погоню, когда наступит решающий миг.
Люк зашевелился на своих санках и громко застонал.
– Прости, – сказала Гласс, – мы не должны были оставаться тут так долго. Мне следовало действовать раньше.
А воздух тем временем раскалился так, что Гласс почти что чувствовала, как плавится ее кожа. Через окно в комнату проникали густые клубы дыма, из-за которых невозможно было что-то разглядеть и почти невозможно дышать. Они вдвоем съежились под одеялом, и Гласс гадала, сколько они смогут продержаться, прежде чем станет слишком поздно. Если они слишком задержатся, вокруг их избушки сомкнется огненное кольцо, отрезая все пути к отступлению. Они задохнутся, если останутся тут, в дыму. Глаза Гласс жгло, когда она выскочила из-под одеяла и бросилась к выходу. Сейчас или никогда.
Она рывком распахнула дверь и осмотрелась. На землю опустилась ночь, но ревущее пламя разогнало сумрак, окрасив все вокруг оранжевым и черным.
Гласс схватила веревку санок и бросилась за дверь. Она ахнула, когда после царившей в домике удушливой жары ее кожи коснулся прохладный ночной воздух.
Люк застонал, когда она по кочкам потащила его к реке. Прошло несколько долгих секунд, во время которых за ее спиной не было иных звуков, кроме треска огня.
Первый крик она услышала, когда уже добралась до лодки и начала сталкивать ее в воду. Видимо, огня и дыма оказалось недостаточно, чтобы скрыть их побег от чужих глаз.
– Люк, – сказала Гласс, приподнимая его, – ты должен мне помочь. Это недолго.
Его глаза резко открылись, и она почувствовала, как напряглись и пришли в движение его мышцы. Теперь он стоял на здоровой ноге, и Гласс поднырнула ему под руку. Так, вместе, они и поковыляли к лодке. Гласс постаралась замедлить падение любимого, когда тот почти рухнул в лодку. Она перебросила через борт санки и принялась толкать лодку под уклон, к воде.
Стрелы наземников с плеском падали в воду прямо у нее перед носом. Изо всех сил навалившись на лодку, она слышала за спиной топот бегущих ног. Потом их суденышко подхватило течение, и Гласс едва успела запрыгнуть в него в самый последний момент.
Вскинув голову, она увидела, как от полыхающего дома бегут вниз по склону людские фигурки. От металлических бортов рикошетило все больше стрел, и она легла рядом с Люком на дно лодки. Вода несла их все быстрее. Гласс приподнялась и разглядела в зареве огня и лунном свете несущиеся вдоль берега силуэты, едва ли похожие на человеческие.
Гласс снова опустила голову. В лодку ударили последние стрелы, и она скрылась от преследователей за излучиной реки. Еще несколько секунд Гласс даже дышать не смела от напряжения, но потом осторожно села. Казалось, они наконец оторвались от преследователей, и Гласс, дотянувшись до весла, попыталась подгрести поближе к берегу, но не справилась с этой задачей. Сердце ее стучало в бешеном ритме, а лодка тем временем продолжала быстро плыть вниз по течению. Гласс понятия не имела, в нужном ли направлении они движутся. Ей нужен был компас Люка. Если он прав, и они до сих пор шли на север, значит, теперь им нужно на юг.
Где-то через полчаса река сузилась настолько, что ветви растущего по берегам густого кустарника стали задевать борта, тормозя движение их суденышка. В конце концов Гласс спрыгнула в холодную воду и вытолкала лодку на берег. Потом она достала из рюкзака компас и положила его на землю так, как показывал Люк. Благодарение Богу, они двигались на юг. Вернее, на юго-восток. Гласс надеялась, что выбрать верный путь будет не слишком сложно, если, конечно, она сможет везти Люка.
– Еще разочек, Люк, – сказала Гласс. – Нужно, чтобы ты встал и сделал вместе со мной несколько шагов.
Люк застонал, но изо всех сил старался помочь ей, когда она вытаскивала его из лодки. Он даже, пошатываясь, сделал несколько шагов по мелководью, прежде чем упасть на берег. Опустевшую лодку тут же унесло течение, и она скрылась в ночи. Гласс быстро, почти бесшумно втащила Люка на санки и снова взялась за веревку.
«Ты только держись, Люк», – подумала она, изо всех сил налегла на импровизированную упряжь и побежала.
Они забирались все глубже в лес, и журчание реки становилось все тише, но Гласс боялась остановиться и оглянуться назад. Она должна была продолжать движение. Она должна найти тех, кто поможет Люку, даже если это будет последнее, что она сделает в жизни.
Глава двадцать первая
Уэллс
Он был во всем виноват. Только он.
Уэллс бил кулаком каменную стену. Бил сильно, рассадив в кровь костяшки пальцев, но не чувствуя физической боли. Он ощущал лишь тяжкий груз собственных тупых, эгоистичных поступков. Башня, построенная из его ошибок, становилась все выше и выше, грозя в любой момент рухнуть и погрести его под обломками.
Раньше он и не помышлял, что ему может быть хуже, чем в те дни, когда арестовали Кларк. Или когда умерла мама. Но сейчас он страдал еще сильнее. Уэллс закружился по крохотной комнатушке, ища, что бы еще сломать или разбить, но тут была только его узкая кровать. Кровать, на которой лишь несколько часов назад спала Саша. А теперь Саши больше нет.
Уэллс рухнул на матрас и лег на спину. Поселившаяся под ребрами боль была так сильна и весома, что казалось, ее можно вырвать из груди и подержать в руках. Он закрыл лицо ладонями. Ему хотелось закрыться от света, от собственных мыслей, от всего и всех. Хотелось небытия. Хотелось плыть без скафандра в бескрайнем молчании космоса, в его равнодушной бесконечности. Если бы Уэллс по-прежнему был в Колонии, то, не колеблясь, шагнул бы в ведущий в пустоту шлюз.
Он покончил бы со всем этим, если бы мог. Вывел бы себя из уравнения, если бы знал, что это поможет всем остальным. Но исчезнуть сейчас, оставив других расхлебывать ужасные последствия, было слишком стыдно. Хотя как он может хоть что-то исправить? Он не может помирить наземников с людьми Родоса. Не может оживить Сашу. Не может исцелить разбитое сердце Макса.