Возвращение домой
Шрифт:
Это было глупо. Мы молча сидели друг напротив друга, пялясь на свои копыта. Нужно было сказать хоть что-то, чтобы разрядить обстановку, но слова просто застревали в горле. Все до единого. Я мучительно соображала, что же мне предпринять: извиниться, сказать, как я сожалею, поцеловать её или оставить в покое? Но ни одна из этих идей не казалась мне подходящей в этой ситуации. Глори не могла заставить себя даже поднять на меня глаза, не говоря уже о том, чтобы заговорить со мной.
Я чувствовала, как в душе у меня растёт зияющая холодная пустота. Я теряла Глори, и всё из-за того, что не могла подобрать нужных слов. Но что я могла ей сказать? И вообще существовали ли слова, уместные в данный момент?
Затем мой взгляд упал на контрабас в углу. Я долго разглядывала его тёмное лоснящееся дерево, а затем встала на ноги и нетвёрдой походкой подошла к инструменту. Полированная поверхность оказалась гладкой и тёплой на ощупь, когда я провела пальцем вдоль его… вдоль её шеи.
— Эй, Октавия, — пробормотала я, вытаскивая контрабас из угла и вставая позади него, — не могла бы ты мне помочь? Я, похоже, очень сильно напортачила. Сделала больно пони, которую люблю. Прошу тебя. — Дёрнув пальцем за струну, я извлекла из инструмента одинокую угрюмую ноту и хихикнула. — Да-да, знаю. Это глупо даже для меня, а я ведь принцесса среди глупцов.
Я неспешно начала играть. Слышала ли Глори меня? Слушала ли? Было ли ей до этого дело? Я старалась не забивать себе голову посторонними мыслями, а просто играла, позволяя литься этой мелодии, откуда бы она ни исходила. Нет, даже не мелодии, просто нотам.
Не знаю точно, как долго это продолжалось, но когда я осмелилась, наконец, открыть глаза, то увидела Глори буквально в метре от меня. Она сидела, уставившись на голубое, усыпанное звёздами одеяло на кровати. Подняв глаза, она встретилась со мной взглядом и тут же отвернулась. С упавшей на глаза радужной чёлкой она сейчас так напоминала мне ту кобылу, которую я обнаружила в крошечном подполье на задворках метеостанции. Неважно, насколько изменилось её тело, она оставалась всё той же Глори.
Я провела смычком по струнам, не сомневаясь, что мелодия выйдет прекрасной, потому что создавала её пони, часть души которой была заключена в инструменте.
— Прошу тебя, Октавия, помоги мне вымолить прощение. Помоги показать, как сильно я люблю её.
Я повела смычком, извлекая тихую низкую ноту, и, закрыв глаза, позволила инструменту самому направлять моё копыто. Удивительно, насколько приятно оказалось отдать себя под контроль того, кому я полностью доверяла, чтобы, отбросив все волнения, обрести покой.
Ноты постоянно менялись от высоких к низким, пытаясь сложиться в стройную мелодию, но каждый раз неудачно. По мере того, как смычок скользил туда-сюда по струнам, темп музыки то ускорялся, то резко падал до отдельных протяжных нот. Инструмент то затихал, то внезапно срывался на отчаянный дребезг. Было совершенно ясно: вне зависимости от того, что произошло между Глори и мной, Октавия не заслуживала забвения в углу моей комнаты. Её место было среди других пони, которых она могла бы вдохновлять на занятие музыкой. Возможно, мне стоило отдать её Метконосцам, чтобы она никогда больше не была одинока.
Наконец, я подняла глаза и увидела, что Глори смотрит прямо на меня, вслушиваясь в звуки этой печальной мелодии. Может, её глаза и изменились, но их выражение осталось прежним. И, похоже, огонь её любви ещё не совсем зачах. Я отложила смычок и нежно погладила деревянную обшивку контрабаса, после чего села перед Глори. Голубая пегаска потрепала мою гриву и робко произнесла:
— Ты
— Нет, это не так, — ответила я. Затем тряхнула головой. — Возможно, какое-то время маленькая эгоистичная частичка меня и испытывала злость, но вовсе не поэтому я была со Стигиусом. На самом деле всё довольно сложно. Мне не хотелось мириться с тем, чем я стала. Когда я умерла, мне действительно казалось, что настал мой конец, и это был бы не самый плохой исход. А затем… затем я вернулась. Но… другой. — Я со вздохом отвернулась к окну. — Я не взяла паузу, которая была мне так необходима. Нужно было выждать неделю, а лучше месяц… чтобы понять, что значит жить жизнью киберпони, и убедиться, что я готова к ней. Вместо этого, я сразу бросилась в бой, не щадя живота своего. Сперва с ЛитлПип… затем с Сангвином… а потом и сама по себе. — Я закрыла глаза и взяла копыта Глори в свои. — Я обещала тебе, что никогда больше не предприму попытки убить себя. И старалась сдержать это обещание. Честно. Но, боюсь, какая-то часть меня всё равно стремилась сделать именно это. Я прилагала максимум усилий, чтобы угробить себя.
Ладно, самое лёгкое позади. Я посмотрела Глори прямо в глаза.
— Кроме того, пока меня не было, я совершила… нечто ужасное. На меня наткнулся и атаковал отряд Анклава, и я буквально порвала их на куски. — Я открыла рот, собираясь продолжить, но затем закрыла его и крепко зажмурилась на мгновение. Нужно было всё ей рассказать, но слова буквально застревали в горле. Наконец, я сумела выдавить из себя: — Думаю… я серьёзно ранила твою сестру.
— Что? Ты хочешь сказать… — произнесла Глори тоненьким, полным ужаса голосом.
Я шмыгнула носом и кивнула.
— Они атаковали меня… и мне пришлось обороняться… но потом я просто потеряла над собой контроль. Ты была права… когда не хотела отпускать меня одну. — Я скорчила скорбную мину, чувствуя щемящюю боль в том месте, где когда-то находилось моё сердце. — Я ранила её. И, скорее всего, убила бы, если бы… если бы у меня не истощилась энергия. — Меня передёрнуло, и я почувствовала, как по щеке покатилась слеза. — И если Лайтнинг Дэнсер тоже была там… вероятно, я прикончила и её.
Секунду Глори смотрела остановившимся взглядом мимо меня, но затем сумела сконцентрироваться, хотя её голос по-прежнему дрожал.
— Но Даск в порядке? Ты ведь не убила её, правда?
— Когда я видела её в последний раз, она была жива. Я приказала тем анклавовцам, что были со мной, доставить её в Небесный Порт, и сильно сомневаюсь, что в тот момент они рискнули бы ослушаться моего приказа. Но, если честно… мне не известна её дальнейшая судьба.
Глори затрясло, и она сжалась в комок, обхватив себя копытами. Её можно было понять: в своём нынешнем виде она никак не могла отправиться в Небесный Порт, чтобы выяснить, что с её сестрой. Когда я попыталась прикоснуться к ней, Глори отпихнула моё копыто и сжалась ещё сильнее. Мне не оставалось ничего другого, как просто сидеть рядом, тупо пялясь на свои пальцы. Я отчётливо помнила, как они сжимали голову Даск, медленно кроша ей череп.
Сейчас я, должно быть, потеряю Глори навсегда. Причинить ей боль уже было непростительно. Но, вдобавок, навредить ещё и её семье? Я понурила голову, ожидая, что она вот-вот уйдёт.
— Ты была права. Мне следовало остаться с тобой. Без тебя… без моих друзей… — Неловкие слова сорвались с моих губ, прежде чем я закончила шёпотом, словно возносила молитву: — Мне так жаль.
Я услышала, как Глори зашевелилась, и закрыла глаза, не в силах смотреть, как она уходит.
Но этого не произошло. И когда я осмелилась, наконец, открыть глаза, то увидела, что пегаска сидит всё там же, уставившись в пол со страдальческим выражением на лице.