Возвращение домой
Шрифт:
«Ага, я тоже».
Я откинулась на спину, помедлила, а потом продолжила:
«А как ты, Лакуна?»
«Я так же, как всегда была и всегда буду. Ты сама знаешь это, Блекджэк», — ответила она со смирением в голосе. — «Я не могу измениться».
«Лакуна, я в это не верю. Ты можешь меняться» — подумала я с улыбкой. — «Чем больше воспоминаний Богиня сливает в тебя, тем сильнее у тебя всё внутри разбалтывается. Чем это не перемена?»
Молчаливое
«Ну… раз так… я, наверное… хорошо?» — сказала Лакуна осторожно, словно боясь, что ответ вызовет какие-то нежелательные последствия. — «Ты жива и в безопасности. Вы все относительно здоровы. Твоё состояние более стабильно, то же и у Рампейдж и Глори. Если сравнивать с тем, что было, ты стала счастливее. Это же всё хорошо, да?»
«Лакуна, но что насчёт тебя?» — спросила я, слегка нахмурившись. — «Ты сама счастлива?»
«Блекджек, пожалуйста, не спрашивай меня об этом. Если счастлива ты, то счастлива и я. Ближе к счастью я просто не могу быть», — ответила она этим смиренным голосом, но было в нём что-то ещё.
«Лакуна, что такое? Что-то случилось?» — подумала я, борясь с желанием надавить на неё сильнее. А это было нелегко, потому что я уловила дуновение эмоции. Через нашу связь мне удалось уловить то, что я ни за что не ожидала от подруги.
Чувство вины.
«Лакуна?» — повторила я, ощущая, что она пытается спрятать его, зарыть поглубже.
«Блекджек, прошу тебя. Всё хорошо. Возможно, это теперь даже не имеет значения. Тебе теперь намного лучше. Прошу, не спрашивай» — услышав её мольбы, я отступила. И уловила ментальный вздох облегчения.
«Спасибо, Блекджек», — сказала она, и потом, едва различимо: — «и прости меня».
Вина? За что она чувствовала себя виноватой? Лакуна всегда поддерживала меня и помогала. Она была мне верной подругой, и я была благодарна Богине за то, что она никогда не заставляла её делать ничего, что заставило бы меня считать Лакуну кем-либо кроме подруги. А, Богиня. Вот оно что. Она винит себя за то, что Богиня меня контролирует!
Я сразу расслабилась. Это же просто глупо! Она никак не может повлиять на то, что может или не может делать Богиня! Да и вообще, она никак не связана с тем, что мой разум привязало к Единству.
Тут я услышала в своей голове смешок и замерла, стараясь изо всех сил не впускать её. Естественно, это было тщетно. Все мои секреты уже были в её власти, но тут уж дело принципа. Однако, мне не стоило так волноваться, потому что она, вроде как, не пыталась ничего предпринять. По крайней мере, сейчас.
«О, ты маленькая бедная глупышка», — промурлыкал голос Богини у меня в голове, и я сразу представила голубую кобылу державшую меня с зади и шепчущую мне в ухо.
«Ты
— Заткнись, — прорычала я, жалея что не могу мысленно ударить серебряно-гривую кобылу лгущую мне в ухо. — Лакуна никогда бы не сделала этого, а если бы и сделала, то только потому что ты её заставила.
«О, нет» — смеялась Богиня в восторге. — «Не в этот раз. Это все она. Я была расстроена, что она это сделала, но сейчас… хех… сейчас я рада результатам».
— Заткнись! Ты лжешь! И точка, — сказала я так жестко, как только могла. Но эта фраза становилась заезженной.
Богиня упорствовала, ее слова сочились в мой разум. Я не могла отключить свои уши, чтобы остановить её, и мысленно пропевать «ЛАЛАЛА» было куда менее эффективным против неё, чем когда это использовали против меня.
«Она сделала что-то тебе. Что-то такое, что причиняет тебе боль большую, чем ты можешь себе представить. Что-то, что почти убило тебя несколько раз. И все ради ее собственной эгоистичной выгоды» — мягко промурлыкала Богиня мне в ухо. — «Если ты действительно хочешь знать, залезь ей в голову. Найди то, что она скрывает. Или нет. Так или иначе, это будет весело».
Не было способа заставить ее замолчать, так что я решила игнорировать ее. Жизнь в Девяносто Девятом сделала меня экспертом в не обращении внимания на разные вещи, хотя это умение у меня немного атрофировалось. И теперь мой разум снабжался ядом. Сделала Лакуна что-то с моим разумом, когда мы соединились или это произошло ранее в наших отношениях? Был ли какой-нибудь ядовитый штамп правды в насмешках Богини. Была ли дружба Лакуны ложью? Если мне больно, я потерплю, но что если это было сделано также и с моими друзьями?
Я могла бы спросить. Могла бы. Но если бы она отказалась ответить или отрицала бы все обвинения? Могла бы я принудить её отвечать? Я вздохнула, закрыла глаза и пригляделась к тому, что скрывалось в самых дальних уголках моей души, самому мерзкому и порочному: тому, что было вне всякой порядочности, отрицало само понятие верности, сострадания и любви… Я могла бы. И я не стала. Я должна была поверить в невиновность Лакуны, а потом зажмуриться и надеяться на то, что если один из моих преданнейших друзей предаст меня по принуждению, то она даст мне знать об этом. А если и не даст, то останется лишь молиться павшим Богиням, чтобы из-за предательства пострадала только я.
Так что, если только Богиня не собиралась заставить меня что-то сделать (я потратила на ожидание минуту, скрестив передние ноги на груди и пялясь на крышу), я могла бы оторвать свой зад от пола и выяснить, чем так вкусно пахнет внизу. Я поскакала на первый этаж, влекомая запахом чего-то горящего, и добралась до Глори, зависшей над плитой. Бу сидела рядом, наклонив голову, будто пытаясь осознать, что за месиво булькало в чугунной сковородке.
Пегаска посмотрела на меня и вдруг залилась краской, становясь похожей цветом на «ингредиенты», лежавшие на доске неподалёку.