Возвращение императора
Шрифт:
Лицо президента стало суровым:
– Однако это еще не все. Знаете ли вы, на какую судьбу вас обрекли наши олигархи? Я имею в виду Синтию Моак, Элизабет Харди, Лэнса Нормана и других им подобных. Они, кстати, давно сбежали, спасая свои шкуры и свои капиталы – на вас им наплевать. Я, как видите, не последовал их примеру, потому что чувствую ответственность перед избирателями, которые доверили мне судьбу страны. Чтобы иметь возможность исполнить свой долг, мне пришлось делать вид, что я на их стороне – реальная власть, к сожалению, находилась в их руках, отнюдь не в моих. Но вернусь к тому, что планировали сделать
Люди слушали речь Родерика, онемев от потрясения – никто из государственных деятелей никогда еще настолько откровенно не говорил с ними. О том, в чьих руках реальная власть, знали почти все, но об этом принято было молчать, делая вид, что веришь в демократию и свободу выбора. Да и сказанное президентом о сделанном олигархами тоже заставило ежиться. Пять миллионов жертв? Да они за такое на месте россов здесь камня на камне бы не оставили! Оставалось надеяться, что Родерик прав, и россы не станут мстить.
– Так вот, – снова заговорил президент, – олигархи решили, что раз наша планета больше не в их руках, то она не должна достаться никому. О жизнях вас и ваших детей они не думали. Согласно их плану в случае оккупации все до единой энергостанции должны были быть взорваны кварковыми зарядами. Эксперты пока не уверены, но говорят, что взрыв стольких кварковых зарядов вполне мог сорвать с Новейра атмосферу. Об уничтожении всех данных в инфосети и полном выведении ее из строя я уже не говорю – по сравнению с остальным, это мелочи, хотя все управление инфраструктурой планеты было бы полностью парализовано. Но и это, к сожалению, еще не все! Помимо вышесказанного в тайных бункерах были размещены бактериологические бомбы с той же самой начинкой, что была в сброшенных на Росс. Если бы кто-нибудь выжил после взрыва энергостанций, то через год началась бы эпидемия, окончательно уничтожившая жизнь на Новейре. Вот такую судьбу уготовили нам всем. И если бы не помощь тех, кого вы все считаете врагами, то планы этих дам и господ увенчались бы успехом…
Родерик опустил голову, затем снова поднял на зрителей ставшие жесткими глаза и сказал:
– Возможно, кто-то сочтет меня предателем, но когда я узнал об этих планах, я не смог остаться равнодушным. Я понял, что обязан спасти нашу планету, спасти любой ценой. И это я предупредил императора о готовящемся кошмаре! Ведь без помощи Империи я не смог бы остановить убийц. Так скажите же спасибо имперским диверсантам, которые отдали свои жизни, чтобы спасти вас! Именно они смогли предотвратить все вышесказанное. Видите, что творится в моей резиденции? – он повел рукой вокруг, камера послушно последовала за ней, показывая царящий в кабинете хаос. – Верные олигархам люди до самого последнего момента хотели взорвать станции, а когда поняли, что этого не дают им сделать из моей резиденции, то пошли на государственный переворот. Здесь семнадцать человек полчаса держались против батальона. И продержались до прихода помощи! Не все их них выжили, но благодаря их жертве мы с вами живы. Так низкий же им поклон!
Президент действительно поклонился. После этого он выпрямился и произнес:
– Сограждане! Я прошу вас не оказывать сопротивления оккупационным войскам. Они скоро уйдут, обещаю вам это, и мы будем сами решать, как нам жить дальше. Не надо бунтов и выступлений, синтарцы очень жестко подавят их – сами понимаете, что после
Голос Родерика задрожал от гнева.
– Даю вам слово, что сотворившие все это не будут прощены! Им заочно выносится смертный приговор. Объявляю вне закона Синтию Моак, Элизабет Харди… – далее он зачитал довольно длинный список. – Этих нелюдей будут преследовать всегда и везде, без срока давности. Любые действия, предпринятые кем-либо против них, вызовут только одобрение со стороны правительств Новейра и Империи. За голову каждого из них объявлена награда в двадцать миллионов кредитов.
Он поднял голову и посмотрел, казалось, каждому в глаза.
– Я призываю вас достойно выдержать это испытание. Благодарю за внимание. Да благословит вас Бог!
Экраны погасли. А люди еще долго сидели молча, не все, конечно, но большинство. Слишком неожиданные и страшные вещи сообщил им президент, такое нужно было хорошо осмыслить. И многие испытывали жгучий стыд напополам с гневом. Особое возмущение вызвало то, что их жизнями кто-то решил расплатиться за свои непомерные амбиции.
В расположенном на глубине полукилометра засекреченном бункере, о существовании которого знали очень и очень немногие, не раз проверенные люди, растерянно смотрели друг на друга генерал Файмор, директор АНБ и полковник Морхейд. А также несколько других высокопоставленных господ, которые должны были организовать сопротивление.
– Хорошо он нас подставил… – глухо сказал директор АНБ.
– Да уж… – согласился генерал. – Нам же теперь на улице не появиться, в клочья порвут.
Их фамилии в списке, зачитанном президентом, присутствовали, поэтому каждый задумался о своей судьбе. И судьба эта была незавидной.
– Да за двадцать миллионов любого из нас им обыватели на блюдечке принесут… – скривился Морхейд. – Надо же, преследование без срока давности… Я о таком и не слышал.
– Да плевать на это, хуже, что я потерял управление войсками, – мрачно пробурчал Файмор. – После выступления этого предателя в них полный разброд, офицеры не слушают моих приказов, в ответ желают провалиться в ад и угрожают выдать имперцам. Я не говорю уже о рядовом составе. Им, видишь ли, судьба их баб и щенков дороже присяги!
– Президент сдал все, что мог сдать, – тяжело вздохнул полковник. – Все наши объекты заняты синтарцами. Они давят любое сопротивление безжалостно. Впрочем, сопротивляться мало кто рискнул, зная, с кем имеет дело. Я подозреваю, что в наших секретных файлах уже вовсю хозяйничает имперская служба безопасности.
– И что же нам теперь делать? – хмуро спросил директор АНБ.
– С планеты нам не вырваться, орбита полностью под контролем имперцев, – обреченно махнул рукой генерал. – Здесь оставаться тоже бессмысленно – все рычаги влияния утеряны. Организовать сопротивление, если смотреть на вещи реально, мы уже не сможем.