Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару
Шрифт:
Помните, как я постучала к вам в дверь, чтобы узнать, долго ли вас ждать, и тут вы оба вывалились из номера, одетые, как персонажи «Табачной дороги» или герои Фолкнера, и с криками и хохотом погнались за мной вниз по коридору отеля, размахивая кувшином и удочками. Да и сама я, одетая в юбку с кринолином, шляпу с перьями и с большой куклой в руках, выглядела несколько необычно. И в этот момент туристы-янки вышли из лифта, перепутав этажи, и, увидев нас, вероятно, решили, что все, что они когда-либо читали о Юге, — чистая правда. А я потом часто представляла себе, как эти туристы, вернувшись на Север, выступали перед разными аудиториями с рассказами о своих приключениях на Юге».
Слух
Пегги тут же написала художнику, что благодаря его карикатуре ее «акции у воюющих мальчиков поднялись до необыкновенных высот».
В Пьедмонт-парке, неподалеку от дома Маршей, было сооружено временное помещение для столовой Красного Креста, куда часто ходила Пегги, чтобы помочь армии, зашивая и приводя в порядок военную форму, пришивая пуговицы и шевроны, штопая перчатки. И все то время, пока она работала там, вокруг нее постоянно толпились молодые солдаты, сидя на полу или стоя, прислонившись спиной к стене, смеясь и подшучивая над ней или молча слушая ее рассказы.
Пегги по-прежнему оставалась превосходным рассказчиком и коллекционировала разные истории, которые могла рассказать своим юным поклонникам в военной форме. Например, такую:
«Один солдат служил близ Бостона, где и вскружил голову молодой леди. И тут правительство переводит его в Миссисипи. Вскоре после своего прибытия на новое место солдат получает письмо, в котором молодая леди из Бостона утверждает, что является его «нареченной» и знает, что он не хотел бы поступать безнравственно по отношению к ней, и что, пожалуйста, пусть он вышлет денег, и она приедет к нему в Миссисипи.
Солдат ответил ей дней через десять. Он писал, что ей лучше оставаться у себя, поскольку, наведя справки в общине, он доподлинно узнал, что лучше быть незаконнорожденным в Бостоне, чем янки в Миссисипи».
Благодаря обширной переписке со многими военными Пегги имела некоторые сведения о судьбе своего романа во взорванной войной Европе, хотя и не могла следить за объемами его продаж. Многие издатели, с которыми у нее уже были заключены контракты, погибли в результате вторжения армий захватчиков. Но несмотря ни на что, люди продолжали читать «Унесенных ветром».
Поначалу даже немцы позволили издать роман в оккупированной ими Франции, рассчитывая, что образы угнетателей-янки сослужат хорошую службу немецкой пропаганде, развенчивая представление о Соединенных Штатах как о «стране свободы». Но осознав, что их расчеты — палка о двух концах, что в глазах французов южане выглядели людьми, не смирившимися с поражением, запретили публикацию романа, а все готовые экземпляры изъяли. Однако роман тут же появился на «черном рынке» по цене 60 долларов за книгу. На эти деньги, например, в Голландии, Бельгии и Норвегии можно было в то время приобрести такие замечательные деликатесы, как фунт сливочного масла и дюжину яиц. Но, по словам корреспондентов Пегги, люди готовы были заплатить любые деньги, чтобы иметь у себя эту книгу.
Прилив отваги в душе Пегги, случившийся во время войны, соединяясь со зрелостью среднего возраста, перерастал в убежденную страстность: ее речи теперь зажигали огонь гордости, жертвенности и героизма в сердцах слушателей. Пегги свято верила в справедливость этой войны и с достоинством переносила трудности и лишения военного времени.
Когда
В феврале 1944 года Пегги вновь получает приглашение стать крестной матерью нового крейсера «Атланта». Это событие дало Маршам возможность заодно побывать на Севере, чтобы повидаться с родными Джона и со своими друзьями — супругами Давди, брак которых переживал нелегкие времена.
Марши условились с Элен Давди вместе пообедать в их номере в отеле «Уолдорф-Астория» вечером 8 февраля и, узнав, что в супружеских проблемах семьи Давди повинна другая женщина, не были удивлены, услышав, что Элен намерена поехать в Рено и подать на развод. Пегги пыталась уговорить ее не делать этого, объясняя, что с юридической точки зрения ее поступок неправилен и что если Элен вновь выйдет замуж и заведет детей, то этот новый брак не будет считаться законным, а права детей не будут должным образом защищены. Элен, однако, была непреклонна.
Ближе к лету 1944 года становилось все более очевидным, что война идет к концу. Радость Пегги по этому поводу омрачалась серьезной болезнью отца. У мистера Митчелла было плохо с почками, и состояние его быстро ухудшалось. С годами отец становился все более раздражительным, а болезнь требовала круглосуточного ухода за ним. В письмах к Элен Давди Пегги писала, что «отец стал так же приятен в общении, как дикий кот весной».
Найти хорошую сиделку было трудно, и эти трудности усугублялись самим мистером Митчеллом: он изматывал своими придирками санитаров, которых Пегги с большим трудом удавалось нанять, грубил врачам и без благословения дочери отказывался принимать даже аспирин.
Умер он 17 июня 1944 года. Чувства Пегги к отцу и его смерти были довольно двойственными. В течение последних шести лет болезнь отца была для нее удобным предлогом, помогавшим ей избежать многих мероприятий, участвовать в которых ей почему-либо не хотелось. Так, в 1941 году в письме к Давди она, например, пишет, что, если бы не отец, на уход за которым уходила вся ее энергия, она, возможно, вновь вернулась бы к писательской работе. То же самое она писала и в 1944 году.
Конечно, это была неправда, ибо вся ее жизнь во время войны была заполнена общественной деятельностью: перепиской с военными, кампанией по продаже военных облигаций, посещениями предприятий и организаций для сбора пожертвований, помощью Красному Кресту, дежурством на улице, упаковкой и отправкой посылок солдатам, в которые, как правило, укладывались продукты, жевательная резинка, нюхательный табак и даже однажды банджо.
Журналы по-прежнему обращались к ней с просьбами написать для них рассказ или повесть, но она неизменно отказывалась. Сэлзник попытался было начать переговоры о продаже ему драматических прав на «Унесенных ветром» за «подходящую сумму», но чувствуя, что в будущем цена должна возрасти, и Стефенс, и Джон посоветовали ей не спешить.
«Макмиллан» через Лу и Лэтема частенько наводил справки, не вернулась ли Пегги к «литературной деятельности». Самое интересное, что Пегги всегда старалась воодушевить других писателей на создание новых книг, сама при этом вполне довольствуясь той славой, что принес ей ее первый и единственный роман. Она писала даже Старку Янгу, уговаривая его скорее взяться за написание другой книги после выхода его романа «Дерево, растущее в Бруклине», а также Бетти Смит, с которой была совершенно незнакома. Пегги писала ей: «Надеюсь, что общество не очень досаждает вам и что у вас будет время, чтобы написать еще несколько книг».