Возвращение к звездам: фантастика и эвология
Шрифт:
Только не надо думать, что «главное, чтобы в душе был Бог». И вообще создать Кольцо и даже владеть им — это совсем не обязательно «плохо». Ключ лежит в слове «отдать».
Творчество — это не присвоение, это совсем даже наоборот. И до тех пор, пока ты знаешь это, до тех пор пока есть в мире цена для твоего творения, которую ты сочтешь для себя чрезмерной, забавляйся с Кольцом сколько влезет. Однако не забудь, «могущество у него такое, что сломит любого смертного. Сломит и овладеет им. Раньше или позже — позже, если он сильный и добрый, но владельцу Кольца суждено превратиться в прислужника Темных Сил, над которыми царит Черный Властелин». Сейчас мне кажется, что эта формула гораздо
Май 1998 года: «Власть проклятия»
Этическое содержание толкинских текстов идеей «проклятия творца», конечно, не исчерпывается. Если попытаться найти самую общую, самую точную формулу, то она прозвучит почти тавтологией: этика Толкина заключается в самом наличии этики.
В сущности, не столь уж важно, кто именно назначен на роль прислужников зла. Важно, что зло существует, и вместе с ним существует добро, и среди твоих поступков могут быть поступки плохие или хорошие. Хотя бы только с твоей личной точки зрения.
Мир Толкина анизотропен, он насыщен этикой настолько, что практически любой выбор в нем этически значим. Здесь и находится водораздел между Средиземьем и Текущей Реальностью, для которой понятия добра и зла не определены как конкретно («Кто мне враг, кто мне брат//Разберусь как-нибудь»), так и абстрактно. Вероятно, этим и объясняется необычайная притягательность толкинского мира для молодежной тусовки всех стран, времен и народов. Подростки бегут из мира, который кажется им этически безразличным (и, скорее всего, он и есть такой), в мир, который является этически знаковым по построению.
Письмо последнее…
Постепенно привыкаю к современной концепции личности — уволили — сам виноват, сижу дома и моделирую свой внутренний мир по профессорскому обычаю. Вот какие получаются рассуждения на тему…
В каждой судьбе человека есть свой разной длины период, который человек называет «Мордор», тогда «зло царствует безраздельно» и окружающим надо соблюдать сугубую осторожность. А потом светлые силы берут свое, и наступает юность, полная поистине эльфийских любовей, и «Мордор» либо совсем побеждают, либо он уныло коптится на задворках подсознания, которое, как известно, «появляется ночью».
Подростковый возраст черно-белых исканий чести совпадает с расслоением психики на «четырнадцать тебя», число лишь немного превышающее количество Хранителей Кольца. В этом возрасте мифы, окрашенные в ночи туманными намеками бессознательного, оживают в стихах и песнях странствующих по своим Отражениям юных душ. Спрашивайте, мальчики!
Читайте мужественную и могущественную библию детства цивилизации — подростковой эпохи государственности, когда перерождение персонифицировано и зависит от конечного числа причин, а человек трогательно выбирает свою свободу и судьбу.
Хранители проходят с честью испытания «огнем и водой», как взрослеющие дети не боятся мозолей, голода и мокрых ног во имя правды, спасая товарища или назло родителям. И как водится, воля осыпается на испытании властью, а не на трудностях пути. Причем не той прямой и определенной властью, которой избежали, возясь с Кольцом, и Бильбо, и Фродо, и Сэм, и Гэндальф…
А вот следующее — уже в поддержку твоего синдрома Гэндальфа — Сикорски.
Ах, как здорово бросить в Ородруин всю свою агрессивность и предприимчивость, страх и боль, смирение и насилие. Бросить в колодец, как в детской песенке, «привычки нехорошие, жестокость, зависть черную, и ненависть, и лесть». И в ответ будет — беатризованный мир,
«Если какая-то истина невыносима, то вынесите ее…» — говорит мудрый патер Браун — герой не менее популярный в Англии, чем Гэндальф или Фродо. Так, вынесите или отнесите в Огненную гору, чтобы никто не узнал, не увидел и не услышал о новом и потому уже страшном открытии?! Усталый мудрец, носитель идеалов чести и достоинства, хранитель мира от невзгод и перемен — Гэндальф Серый — пример самоотказа и служения, странная смесь политика, священника и министра безопасности, взявшего на себя ответственность спрятать от жителей каприз изобретателя — Единое Кольцо. Во имя покоя и устойчивости.
Когда Гагарин полетел в космос, многие семьи в России жили в коммуналках, полоскали белье у колонок и имели один телевизор на весь двор — у Петровых — там отец подполковник. А не надело ли космонавту государство Российское, с молчаливого его согласия Колечко Всевластия? Одно из. Еще как надоело! Иначе откуда у него эта мгновенная власть над Космосом — первая в истории человечества: чудо, миф и память на века. Что ж, как наши сказочные герои, не убоялся он и заплатить за легенду. Выковал ли Альберт Эйнштейн свое Кольцо, или его раньше потерял изобретатель коллоидального газа и всплыло оно веком спустя? А сколько их вообще было в реальности — больших, малых и совсем малых Колец, несущих в себе неизбежное зло перемен? Или не зло, а перемены, окрашиваемые нами в цвет надежды, отчаяния или устойчивости…
Так была ли Четвертая Эпоха? О ней у Толкина ничего не сказано, только разве намек есть, что в Хоббитании стало плохо. Хотя Кольцо уничтожено.
Вместо того чтобы принять на себя дар этого Кольца, вынести эту истину и преодолеть страх перед магической или технологической сущностью, мир бросил свои силы на его уничтожение. И спокойствие, и благодать невысоких обывателей (обитателей) Хоббитании ушли вместе с войной. Так что вместо мира, развитого под влиянием опасного фактора, получился мир, отравленный борьбой против неведомого. И главная победа над своим страхом одержана не была. И дети, пытливые и жестокие, наверное, пошли искать виноватых — тех, кто уничтожил волшебную палочку, забыв вычислить, зачем попала она в этот мир. Еще хуже, однако, если не пошли… Ну что, я правильно усвоила твою философию, пророк в отставке?!
Кстати, вот еще…
Те, кто проходит толкинскими тропами, делится на две категории — маленькую и большую. Маленькую составляем мы с тобой и с нами те, кто охраняет пространство толкинской семантики, исследует и обосновывает права толкинского мифа на жизнь. Большую составляют пристрастные любители Толкина: барды, отдавшие свое творчество любимой и единственной эпопее, играющие в РИ на основе толкинских построений или взявшие на себя роль героя и большее время суток осознающие себя таковым. Этика, нормированная по Толкину, по крайней мере, не худшая из тех, которые выработала система «человечество». Изрядная доля диалектики позволяет «толкинувшемуся» персонажу всерьез усовершенствовать свои знания о человеческих слабостях, способах их преодоления, усвоить идеалы дружбы и даже постигнуть некую относительность этики, посетив, например, тот же Белый Совет. Еще эти «продвинутые» умеют зло и непредвзято высмеять всякую власть, еще они нетерпимы к лицемерию и удивительно терпимы к людям. Конечно! Ведь «проклятый хоббит занимает полседла», и то ничего — дальше ехать надо. Жаль, если в «добром будущем Вашем» эти несуразные поклонники Профессора переведутся,