Возвращение Ктулху
Шрифт:
Юрий Гаврюченков
Провал
Поднявшееся способно опуститься, а опустившееся подняться.
День был прожит плохо. Не выпив и толком не пожрав, Никанор заполз в уютный коммуникационный тоннель под Сенной площадью и угнездился на лежбище. Он уже настолько привык недоедать, что голода не чувствовал, — просто наваливалась слабость. Однажды так придет смерть, незаметно подвалит особая слабость, трепыхнется сердце — и всё. Бомж надеялся, что с ним именно так и случится. Он повидал много смертей, тяжелых и разных. Большинство
Несмотря на толщу земли, в тоннель проникали звуки вечернего города: гул метро снизу, грохот трамвая сверху. Вокруг бурлила жизнь, но не всем находилось место на этом празднике. Неожиданно в знакомые шумы вплелось такое, отчего бродяга испуганно встрепенулся. Стук осыпающегося камня всколыхнул первобытный ужас, оставшийся с давних времен, когда люди — все, а не отдельные неудачники — жили в пещерах. Обвал! После кошмарного падения бетонного козырька станции метро бомж воспринял рушащийся тоннель как естественное продолжение аварии. Подземка состарилась, пришла в негодность. Но вот гибнуть под обломками свода явно не следовало. Бродяга неуклюже метнулся к кабельному колодцу и уже схватился за скобы, когда шум утих.
Если обвал и случился, то был совсем небольшой. Так или иначе, а взглянуть на него следовало. Вдруг найдется что полезное. Своевременно проявленный интерес часто приносил немало пользы. Никанор нашарил в кармане зажигалку, вернулся к лежбищу и скрутил из газеты пару факелов. Запалил один, прошел по тоннелю. Мелкая осыпь лежала шагах в двадцати. Рухнул небольшой участок стены. Закрепленные на ней кабели провисли.
Провал был отмечен на планах XIX века. В советские времена при прокладке канализации его специально обошли стороной, пометив как сточный колодец, хотя воды в нем никогда не было. Клиновидные ступени тесаного камня по спирали шли вниз. В первый и последний раз по ним спустились инженер и группа проходчиков, когда строили станцию «Площадь мира». Назад никто не вернулся. Были приняты меры по спасению, но спелеологи доложили, что лестница конца не имеет, и их отозвали. Начальство решило не рисковать и поступило, как всегда поступало с опасными лазами. Мимо провала пустили коммуникационный тоннель, а вход в колодец надежно зацементировали. Но что-то изнутри постепенно стачивало пробку, пока слой бетона не истончился и не рухнул под тяжестью кабельного шлейфа. Или того, что усилило эту тяжесть.
Сквозняк оторвал от факела обугленный лоскут и унес к дальнему колодцу, где был открытый люк. Никанор встал на карачки, протиснулся под кабелями. Лаз вывел в комнату. Там бомж смог выпрямиться во весь свой баскетбольный рост. Под ногами человек увидел косые ступени, по кругу уходящие вниз.
«Старый ход, — смекнул он, почесывая бороду, — может быть, еще петровский. А куда ведет?» Баек о складах, где хранятся всевозможные припасы на случай атомной войны, Никанор наслушался предостаточно. Говорили, что схронов этих полно, и даже сами вояки теперь не обо всех помнят. Лестница могла привести к жратве, если по ней пойти. Нога сама шагнула на каменную ступень. Голодного бродягу не смутило, что газетный жгут скоро догорит. Ход в петровские казематы не мог быть длинным. В том, что тайник строил Петр I, он почему-то не сомневался. Есть же в Москве царские катакомбы. Говорят, их тоже используют для своих целей военные.
Огонь последнего факела обжег пальцы, бродяга отбросил огарок. Он ударился о носок башмака и подпрыгнул, раскидывая оранжевые искры. Последние искры. Никанор проводил их взглядом. Тупо шагая вниз, бомж сообразил, что каким-то непонятным образом продолжает видеть стены и лестницу. Словно в сумерках, но достаточно ясно. «Может, я сплю», — подумал он, но так и не нашел ответа.
Спиральная лестница не кончалась. Она вилась вокруг каменного столба все дальше вниз. У Никанора закружилась голова, бомж потерял счет времени и больше не задумывался, спит он или нет. А когда достиг дна, то и вовсе перестал воспринимать окружающее.
Широкая равнина была накрыта низким каменным небом. Гранитные ледниковые валуны живописно окружали кристальное озеро. Вдалеке у горизонта возвышались то ли гигантские строения, то ли колоссальные памятники чужеродного искусства — уж больно они были омерзительны. Бомж зашагал к ним, влекомый нечеловеческой волей. Если бы он взглянул под ноги, то увидел бы старый аккумуляторный фонарь, покрытый слоем праха. Шахтерский фонарь, которым пользовались строители метро.
Неожиданно один из титанических монолитов на горизонте пришел в движение.
Леша заплакал ночью и этим сразу привлек маму.
— Что случилось, сыночка?
— П-п-п, — корчась, выдавливал Леша, — П-п-п.
— Папа снился, — расстроилась Екатерина Викторовна. — Ну успокойся, роднуля, не плачь.
Она прижала к груди конвульсивно вздрагивающего сына. Он силился что-то произнести, но не мог.
Инженер Свиридов погиб при прокладке новой линии метро. Председатель профкома, лично явившийся утешить близких, выражался туманно. Ему выпала нелегкая задача объяснить жене и сыну инженера, что хоронить будут пустой гроб, что тело не найдено и как такое вообще могло случиться. Председатель виновато бубнил, чувствуя, что родня и так находится на грани срыва. Он и сам ничего толком не знал о гибели Свиридова и лишь ухудшил обстановку в доме. С тех пор Леша не находил покоя по ночам.
— Ну не волнуйся. Ну все, все, — бормотала Екатерина Викторовна, гладя сына по голове. В другой руке она держала пустой шприц. — Уже все. Все кончилось.
Она привыкла говорить одно и то же, успокаивая сына после укола, а затем вводить снотворное себе. После визите председателя профсоюзного комитета метростроевцев это случалось регулярно. Однако сейчас что-то изменилось.
Леша вдруг вывернулся из объятий и крикнул матери в лицо:
— Папа пришел!
— Как пришел?.. — опешила Екатерина Викторовна.
— Он здесь, я его вижу.
— Где?
— Стоит в дверях!
Сын-заика говорил так чисто, что Екатерина Викторовна — опытный врач — не верила своим ушам. Она обернулась к прихожей и увидела мужа в строительной каске, припорошенной серым подземным прахом.
— Катя, — позвал он. — Меня долго не было.
— Мы здесь, — севшим голосом обронила Екатерина Викторовна. — А ты там.
— Катя, Леша. — Инженер их не слышал.
Зато его видели и слышали те, кто поселился в вымороченной квартире много-много лет назад. После того как обезумевшая от горя врачиха сделала себе и ребенку смертельную инъекцию.
После въезда в этот дом многое в семье Никитиных изменилось. По ночам их тревожили смутные сны, и жизнь из-за этого не заладилась. Единственная дочь развелась и больше не вышла замуж, а ее близняшки выросли хилыми, словно из них пили соки. Они тоже искали счастья, когда подросли, но не нашли и теперь прозябали все вместе в большой затхлой, наполненной потусторонними шорохами квартире. Они проснулись и закричали при виде странного незнакомца в прихожей, который стоял и звал кого-то, словно вернулся к себе домой.