Возвращение Мастера и Маргариты
Шрифт:
– В милицию без денег зачем ехать? Без денег ничего нельзя, – рассудил нарядный, не очень, видимо, испугавшийся преследования. – Понимаешь, совсем рано решили отца в деревню везти. Там старая женщина живет, от рака лечит. Я оделся, как человек, деньги взял.
– Это дорого? – спросила Маргарита, подавляя нервный озноб.
– А! Не взяла она деньги, лечить не стала. Сказала обратно в больницу везите, пусть умирает так. Мусульмане мы, креста не носим, – кавказец распахнул ворот черной рубашки, продемонстрировав свою золотую цепь и густую черную поросль.
Водитель снова
– Хачик волнуется, высадить тебя хочет. Я говорю, пусть едут, раз надо. Твои приятели, да? Чего зря туда сюда метаться. У метро выйдешь, помиришься.
Кавказцы снова бурно заспорили, перекрикиваясь через ящики.
– Хачик интересуется, они стрелять не будут? – спросил нарядный.
– Вряд ли… – нахмурилась Маргарита. – Только мне к ним попадать никак нельзя. Пожалуйста! Как вас просить, не знаю…
– А чего тут знать? Я тоже сегодня старую женщину просил. Я, говорю, мусульманин, азербайджанин я. Посмотри, женщина, – видишь у Хачика крест висит. Он армянин, православный, мы друзья, какая разница? Помоги старому человеку, да? Он ведь всю жизнь в селе работал, никому зла не делал. Она руками махала, ругалась, что мы плохое предлагаем. Теперь дешевый товар на базе взяли, – бананы–мананы, абрикосы–персики сильно зрелые, продавать быстро надо, опоздать на прилавок совсем нельзя. Я торговать буду, Хачик моего отца в больницу обратно сдавать поедет. А тебе, девушка, домой надо. В Москве живешь – друзей много. Пусть они помогают. Так у всех людей положено. Даже если у них крест не висит.
– Друзья… – Маргарита отрицательно покачала головой, опустив глаза. И вдруг спохватилась: – Вспомнила! Есть друзья, есть! – Она пошарила в карманах жакета и вытащила скомканную бумажку, которую сунула ей на прощание Белла.
– Вот куда мне надо, – она в недоумении рассмотрела адрес. – Дом на набережной… Это такой большой, что напротив Храма Христа Спасителя! Удивительно…
– Где Кремль что ли? По центру не поедем. Пробки большие, милиция. Нам через весь город долго, лучше по окружной. Сильно опаздываем. Деда в раковую больницу завезти надо.
– На Каширку? Вспомнила я вашего деда! Он в нейрохирургии на диване сидел и вязал на спицах! Тихий такой и женщина рядом. На жену сильно похожа. У меня там сестра лежит. Операцию делать будут. Шестнадцать лет еще не исполнилось, – Мара заплакала, осознав несправедливую горечь со всех сторон навалившейся беды.
Азербайджанец и армянин затеяли спор на непонятном языке, в котором отчетливо слышались слова "больница", "джип", "Синагог". Казалось, они сильно разругались и сейчас выгонят пассажирку прямо на шоссе.
Мусульманин с тоской посмотрел на сжавшуюся девушку, пошарил в коробке и протянул банан.
– Ешь. Глаза совсем голодные. Я знаю такие глаза.
Маргарита притихла в полутьме среди ящиков, жуя предложенный ей банан и совершенно не догадываясь, куда везет ее синий "рафик". Но было ясно, что уехали они уже далеко. Наконец, резко затормозив, машина остановился.
– Выходи, – сказал шофер.
Маргарита опасливо выглянула в приоткрытую дверь автомобиля, ожидая появления Осинского. Рафик стоял у Яузы за кинотеатром "Ударник". Преследовавшего их джипа видно не было. Угрюмой громадой возвышался Дом.
– Тут, что ли? – вышел шофер, оказавшийся высоким и красивым, как Остап Бендер. Он осмотрел покрышки. – Совсем старая машина. Синагог скажет, что бы мы резину меняли. – Ветер с реки трепал его густые смоляные кудри.
– Куда джип делся? – осмотрелась Маргарита.
– На проспекте Вернадского остался. Видел только, что на него гаишники как коршуны набросились. В розыске наверно твои дружки. – Шофер улыбнулся, блеснув крупными зубами и забрался в машину. – Хорошего тебе дня, красивая.
– Бери персики, скушаешь, – протянул из кузова пакет азербайджанец. И захлопнул дверь.
– Погодите! – торопливо сняв цепочку с крестиком тетки Леокадии, Маргарита протянула ее водителю.
– Возьмите для деда. Он медный, но освещенный по всем правилам.
Армянин нахмурился:
– Зачем свою вещь снимать? Мы что – звери?
– Нельзя отказываться, это на счастье. Примета такая, – Маргарита передала в смуглую ладонь свой дар и подняла голову: – Большой дом.
– Для больших хозяев, – армянин включил мотор. – Меня Хачик зовут. Того с персиками в костюме – Начик. Заходи к нам на рынок, Маша.
– Маргарита, – проговорила она вслед уезжающему автомобилю.
Глава 17
Указанную на бумажке квартиру Маргарита нашла просто, словно сотни раз входила в просторный подъезд и поднималась на этом лифте. Тогда здесь висело зеркало, черный телефон для звонков в диспетчерскую на случай поломки, стоял дерматиновый диванчик, а полированные дверцы распахивал лифтер. Она помнила и дверь квартиры с темно– коричневой обивкой и номером на бронзовом ромбе. Сомнений не было – Маргариту пригласили в квартиру Жостовых. Звонок затрещал в передней и дверь тихо отворилась. Сама, без нажима и постороннего вмешательства. Маргарита нерешительно вошла в прихожую, освещенную под потолком лампой в круглом матовом рожке. Позвала. Никто не откликнулся. Квартира казалась не жилой. Похоже даже было, что ее заперли пять десятилетий назад и лишь теперь открыли. Повсюду пыль, запустение, старые, хмурые вещи. Калоши с малиновой подкладкой, цигейковая ушанка на вешалке. И чей–то клетчатый зонт с вылезшей спицей.
Осторожно заглядывая в каждую дверь, Маргарита обходила комнаты, не осознавая, что здоровается со знакомыми вещами. Вот резной буфет, огромный и нарядный, как Миланский собор. За дверцами все еще поблескивают бокалы, конфетницы, чашки. Лежит на радио стопка газет, перевязанных шпагатом с фотографией макета Дворца Советов на передовой. Гигантский Ленин тянет за облака многотонную руку.
Стол покрыт кружевной скатертью, такой ветхой, что притронуться страшно. В спальне плотно задернуты шторы гранатового пыльного бархата, царит сырой подвальный полумрак, пахнущий плесенью. Словно крылья бабочки сложены створки трельяжа, голые серые матрацы двуспальной кровати под текинским ковром напоминают надгробья.