Возвращение на Алу
Шрифт:
Утром
Теперь я знаю, что это будет. Это веселее, чем неприличный жест перед камерой. Навсегда уходя в мир За Вратами, я посмеюсь над тем, как сородичи станут метаться от досады, не в силах изменить каменный лик. А он будет бессловесно взирать на них с багровой поверхности агонизирующей Алы…
Полдня я трачу на выламывание и выветривание
Работаю теперь все медленнее: сильно кружится голова, от бессонницы трудно концентрироваться, да и кислород нужно беречь.
Думаю, они все еще не поняли моих замыслов. А меня будто охраняет покровитель вдохновения созидателей, ибо голод во второй половине дня притупляется. Сердце мое ухает от силы раз десять за минуту, но мозг работает четко и отлаженно.
Когда начинает темнеть, я заканчиваю уже глазницу. Жаль, что ночью много не поваяешь: пыль даже днем мешает несказанно, а во мраке и подавно не сориентироваться. Создавай я абстрактное лицо, это было бы еще полбеды, а здесь нужна точность.
Все труднее вытягивать из мира и перераспределять в своем теле струны двух главных энергий…
Интересно, что одну и ту же технику я использую и для того, чтобы уничтожать, и для сотворения. Вот так всегда в моей дурацкой жизни…
13 часов до окончания воздуха
Легкие горят, горят глаза. Я дышу уже больше каким-то дерьмовым осадком со дна последнего баллона.
Время от времени я ощущаю себя стоящим на возвышенности. Мне приходится помогать себе руками, взгляда уже не хватает. Ладони — дополнительный источник, принимающий силу. Камень едва слушается меня…
«…Имя твое подобно свисту лезвия, рассекающего плоть», — говорит она мне.
Я смотрю на корону, венчающую голову Танэ-Ра, корону, что ныне венчает голову моего каменного творения, и шепчу: «Вот убийца, стократ опаснее любого злодея!»
Я не хотел короны, я хотел только ее. Безраздельно.
Последний взгляд в любимые синие глаза — и я один в темнице. Это было наваждение о наваждении. Теперь, здесь, на Але, эти каменные глаза безмолвно смотрят в небо…
…Тут картина сменяется. Мне привиделось то, что будет через тысячи, а может даже через миллионы лет там, на планете — Пристанище. Всё зря. Всё зря. Нас забудут, все наши жизни и смерти просто канут в небытие. Глядя на отголоски, оставленные нами, они не поверят, что это были мы. Время и стихия исказят и лик моего предсмертного творения, его рукотворность уже не будет в те дни столь очевидна, как ныне. В нее тоже не будут верить…
Так что же, пропади оно все пропадом, что же останется от нас?!
Я
Темные силы! Я не брал последнего слова, потому что мне не хотелось ни с кем из них говорить… А теперь разве мне не будет простительна пусть не первая, но точно уж последняя в моей жизни сентиментальная глупость?!
Не знаю, чем я дышал все эти минуты. Может статься, не дышал вовсе.
Я разожмуриваю сначала один, потом — другой глаз и вижу бесформенное возвышение на щеке скульптуры. И я точно знаю, каким оно выглядит для них.
Вытянутая капля катится из ее правой глазницы. Единственная слеза.
Ноги подкашиваются, я падаю в ложбинку между носом и верхней губой изваяния. Эта ложбинка в сравнении со мной — глубокий каньон. Пытаюсь выкарабкаться, но дышать уже нечем.
Кажется, лицо мое само, вопреки моей воле, поворачивается в сторону большой голубоватой звездочки, которая мигает в отсветах потухающего вулкана.
Ну, кто кого, аллийцы? Сейчас-то я выясню, какой тут ветер…
Я отстегиваю и срываю шлем.
Танэ-Ра
— Помогайте, помогайте мне, царица! — заклинал Паском, совершая какие-то манипуляции над ее разрываемым болью телом.
И, давясь криком, она шептала слова призыва души, а потом снова скатывалась в обморок. Снова и снова Учитель возвращал ее, заставляя продолжать и бормоча вместе с нею.
— Он очень далеко, очень далеко от нас, Танэ-Ра, и поэтому нам нужно выложиться без остатка, чтобы его «куарт» услышал нас! Помогайте мне!
Она уже не боялась смерти и небытия. Она была согласна на окончательную гибель, лишь бы прекратились эти пытки. Что-то шло не так, Танэ-Ра чувствовала, как еле сдерживает панику Паском, всегда спокойный и самоуверенный.
— Что происходит? — не стерпев, зарыдала она.
— Кажется, он потерял путь…
— А мой сын? Что там? Ну говорите же!
— Нет сердцебиения.
Танэ-Ра выгнулась в судороге. Так подступает Изначальное, карая всех — заслуженно и незаслуженно.
— Помогайте мне, Танэ-Ра! Не смейте отвлекаться! Продолжайте звать его!
Выкрикивая слова, которые отказывался понимать разум, она впилась руками в свои бока и вытолкнула из себя нестерпимую боль. Сквозь какую-то пелену увидела советника. В его руках лежало что-то безжизненное. Ее сын умер, ее сын родился мертвым…
— Пропади ты пропадом, проклятый разбойник! — едва ли соображая, что несет, заверещала Танэ-Ра. — Я вызываю тебя на Поединок! И если ты мужчина, то не посмеешь отказаться!
Паском вздрогнул, и тут же с его стороны донесся требовательный вопль болотного кота, застигшего врасплох соперника на своей территории.