Возвращение на родину

Йерби Фрэнк

– Прямо как настоящий город, - пробормотал он, - ежели эту вот лошадь с глаз долой убрать.

Он заковылял к прилавку, держа в одной руке открытки, а в другой двадцатипятипенсовик. Продавщица шагнула к нему с протянутой рукой, чтобы взять монету. Но тут в магазин вошла белая женщина, и продавщица, пройдя мимо Вилли, спросила ее, приветливо улыбаясь:

– Что вам угодно?

– Послушайте, барышня, - резко сказал Вилли.
– Я первый пришел.

Продавщица и женщина обернулись к нему, разинув от удивления

рот.

– Мои деньги такого же цвета, как и ее.
– Вилли сунул открытки в карман, а затем нарочито небрежно швырнул деньги на прилавок и вышел из магазина.

– Впервые такое вижу!
– выдавила из себя белая женщина.

Между тем у памятника уже собралась небольшая кучка людей. Сержант заметил, что в середине ее стояли те двое и о чем-то оживленно рассказывали. Затем они разом умолкли и глянули на него. Он не торопясь прошел, прихрамывая, квартал и свернул за угол.

На другом углу он свернул еще раз, и на следующем тоже. Потом замедлил шаг. Следом никто не шел.

Дома стали попадаться реже. Ни клочка тени кругом; деревьев здесь уже не было, и выжженная солнцем грунтовая дорога была покрыта слоем тончайшей пыли. Вилли продолжал свой путь, пот градом катился по его лицу, воротник промок. Наконец он свернул на вымощенный плитами проезд, ведущий к особняку - старинному дому, расположенному поодаль от дороги, среди сосен. Вилли поднялся на просторную веранду и позвонил.

Дверь ему открыл преклонного возраста негр. Он озадаченно взглянул на сержанта, сощурив от яркого света свои красные, с прожилками старческие глаза.

– Не узнаешь, дядюшка Бен?
– спросил сержант.

– Вилли!
– воскликнул старик.
– Вот полковник-то обрадуется. Сейчас пойду доложу.

И старик торопливо засеменил в глубь дома. Вилли спокойно ждал.

Полковник вышел из кабинета и, протягивая руку, шагнул к сержанту.

– Вилли! Это ты, маленький проказник? Черт возьми! Да ты уж не маленький теперь, верно?

– Да, вырос я, - ответил сержант.

– Вижу! Вижу! Ну-ка пойдем на кухню, потолкуем.

Вилли двинулся следом за тощим, слегка сгорбленным стариком полковником. На кухне Марта, кухарка, взвизгнула от радости:

– Вилли! Боже мой, какой у тебя бравый вид! Садись! Полковник Боб, где вы его сыскали?

– Я свалился с луны, - пошутил Вилли.

– Сообрази ему поесть, Марта, - приказал полковник.
– А я пока выведаю у него кое-какие военные новости.

Марта, сверкнув в радостной улыбке белыми зубами, мигом куда-то исчезла.

– Смотри-ка, сколько у тебя наград, Вилли!
– воскликнул полковник.
– За что ты их получил?

– Вот эта, пурпурная, - орден "Пурпурное сердце", - объяснил Вилли. Его мне дали за мою ногу.

– Тяжелое ранение?
– спросил полковник.

– Да, ручной гранатой. Пришлось отрезать. Теперь хожу на протезе.

– Разрази меня гром! А я и не заметил.

– Сейчас хорошие протезы делают. И, прежде чем выписать из госпиталя, учат ходить.

– А другие награды за что?

– Желтая - за Тихоокеанский фронт, а красная - это медаль "За отличную службу".

– Я был уверен, что ты ее заслужишь, - сказал полковник.
– Ты всегда был примерным мальчиком, Вилли.

– Благодарю вас, - ответил сержант.

Вернулась Марта, принесла кофе и пирожное.

– Обед будет чуть попозже, - сказала она.

– Так ты, Вилли, уволен по чистой?
– спросил полковник.

– Да.

– Отлично. Беру тебя на старое место. Мне как раз не хватает там человека.

– Прошу прощения, полковник Боб. Я здесь не останусь. Я уезжаю на Север.

– Что? Кто ж это тебя надоумил?

– Я не могу здесь остаться, полковник Боб. Я больше не подхожу для этого города.

– Север не место для черных, Вилли. Да эти проклятые янки голодом тебя уморят. А у нас о хорошем парне вроде тебя всегда позаботятся. Тут, когда б ты ни проголодался, смело стучи с черного хода в любой дом, и тебя накормят.

– Это верно, - согласился Вилли.
– Накормят. Скажут, это, мол, Вилли, слуга полковника Боба, и угостят шикарным обедом. Потому-то я и должен отсюда уехать.

– Что-то ты непонятно говоришь, Вилли.

– Да нет, полковник Боб, все понятно. Я видел, как гибнут люди. Мои друзья. Я вырос не только телом, но и душой.

– Разве это мешает тебе остаться здесь?

С подносом, уставленным дымящимися паром тарелками, подошла Марта и стала у стола, глядя на Вилли. А он задумчиво смотрел мимо нее в дверной проем на улицу, туда, где большие сосны разбили, расплескали солнечный свет.

– Я слишком многое успел забыть, - медленно начал он.
– Я забыл, как стоять и чесать затылок, как расшаркиваться и улыбаться, когда вовсе не хочется этого делать.

– Вилли!..
– воскликнула Марта.
– Что ты говоришь? Неужто не понимаешь, что этак говорить нельзя?

Полковник Боб жестом велел ей замолчать.

– Ты, брат, поешь с чужого голоса, - сказал он.
– Кто-то подучил тебя.

– Да нет. Никто меня не учил. Просто у меня было достаточно времени для размышлений. Я сам, своим умом дошел до этого. Я воевал и не раз был на волосок от смерти, и теперь я мужчина. Я не могу больше быть мальчиком на побегушках. Ничьим. Даже вашим, полковник.

– Вилли!..
– простонала Марта.

– Я хочу быть мужчиной, человеком! Хозяином самому себе! Не желаю, чтоб мои дети сносили щелчки и подзатыльники, кидались на мостовую за жалкими грошами. Не желаю просить подаяния с черного хода. Хочу ходить парадными дверьми. Хочу сам подавать нуждающимся. А нет - так помру с голоду, но головы не склоню, полковник Боб.