Возвращение на родину
Шрифт:
— Положитесь на меня, господин Жан, — ответил я. — Надеюсь, нас уже ничто больше не разлучит!.. Однако, если это случится, я сделаю все, что вы вправе ожидать от глубоко преданного вам человека!
Господин Жан пожал мне руку.
— Наталис, если меня схватят, — продолжил он, — то я нисколько не заблуждаюсь относительно своей судьбы. Вспомните тогда, что моя мать больше не должна возвращаться в Пруссию. До замужества она была француженкой. Потеряв мужа и сына, она должна кончить свою жизнь в той стране, в которой родилась.
— Вы сказали — она была француженкой, господин Жан? Скажите лучше, что она никогда не переставала быть ею в наших глазах.
— Пусть так, Наталис! Вы увезете ее в свою Пикардию, которой я никогда не видел и которую так хотел бы увидеть! Будем надеяться, что моя мать найдет под конец жизни если не счастье, то, по крайней мере, спокойствие и отдых, которых она вполне заслуживает! Бедняжка, сколько ей еще придется выстрадать!
А сам господин Жан! Разве сам он перенес мало страданий?
— Ах эта Франция! — продолжал он. — Если бы мы могли жить там все вместе — Марта, я и моя мать, — какое это было бы блаженство и как скоро позабылись бы все наши невзгоды! Но не безумие ли мечтать об этом мне, беглецу, обреченному на ежеминутную смерть?
— Постойте, господин Жан, не говорите так! Ведь вас еще не поймали, и я очень удивлюсь, если вы дадите поймать себя!
— Нет, Наталис! Конечно нет!.. Не сомневайтесь, я буду бороться до конца!
— И я помогу вам, господин Жан!
— Я это знаю! Ах, друг мой, позвольте мне обнять вас! В первый раз судьба посылает мне возможность обнять француза на французской земле!
— Но не в последний! — отвечал я.
Да! Вера, что живет во мне, не ослабла, несмотря на все испытания!
Ночь тем временем проходила. Мы с господином Жаном по очереди отдыхали. Под деревьями было так темно, что сам черт мог ногу сломать! А ведь он, этот черт, находился, вероятно, поблизости со своими уловками! И как он еще не устал причинять бедным людям столько зла и страданий!
Во время своего дежурства я держал ухо востро. Малейший шум казался мне подозрительным. В этих лесах можно было опасаться если не солдат регулярной армии, то всяких темных людишек, следовавших за нею. Мы убедились в этом на случае с Бухом и его сыновьями.
К сожалению, двое из Бухов от нас ускользнули. А потому они первым делом постараются снова настичь нас и для более верного успеха найти себе несколько таких же проходимцев, как они сами, с условием поделиться с ними премией в тысячу флоринов.
Да! Размышления обо всем этом не давали мне спать. Кроме того, я думал, что если лейб-полк покинул Франкфурт через сутки после нас, то он, должно быть, уже перешел границу. В таком случае не находится ли он где-нибудь поблизости, в Аргонских лесах?
Эти опасения, говорил я себе, конечно, преувеличены. Так всегда бывает, когда мозг слишком возбужден., Как раз мой случай. Мне мерещилось, что под деревьями кто-то ходит, что за кустами скользят тени. Само собой разумеется, что один пистолет был у господина Жана, другой — у меня за поясом, ведь мы твердо решили никого к себе не подпускать.
В общем эта ночь прошла спокойно. Правда, несколько раз мы слышали отдаленные звуки труб и даже бой барабанов, выбивавших под утро зорю. Эти звуки доносились в основном с юга и означали, что в той стороне стоят войска.
По всей вероятности, то были австрийские колонны, ожидавшие момента выступления на Тионвиль или севернее — на Монмеди. Как потом стало известно, в намерения союзников вовсе не входило брать эти города, а лишь, окружив, парализовать их гарнизоны, чтобы иметь возможность перебраться через Арденны.
Значит, мы могли встретить одну из этих колонн, и тогда нас сейчас же схватили бы. А попасть в руки что австрийцев, что пруссаков — одно другого стоит! Одинаково жестоки были как те, так и другие!
Итак, решили взять немного севернее, в сторону Стенэ или даже Седана, так чтобы проникнуть в Аргону, избегая дорог, по которым, по всей вероятности, движутся войска приверженцев Империи.
С наступлением утра снова тронулись в путь. Погода стояла прекрасная. Слышалось посвистывание снегирей, на опушке стрекотали кузнечики, а это к теплу. Чуть дальше слышались крики ласточек, взмывавших высоко ввысь.
Мы шли с такой скоростью, какую только позволяла усталость госпожи Келлер. Солнце нам, шагавшим под густыми кронами деревьев, не докучало. Отдыхали каждые два часа.
Беспокоило меня то, что провизия наша подходила к концу. А как пополнить ее запасы?
Согласно принятому решению, мы подвигались в более северном направлении, вдали от деревень и хуторов, наверняка занятых неприятелем.
День не был отмечен никакими происшествиями. Но по прямой мы прошли немного. Во второй половине дня госпожа Келлер уже едва тащилась. Она, которую в Бельцингене я видел прямой и стройной, как пальма, теперь сгорбилась, ноги ее подкашивались на каждом шагу, и я видел, что скоро настанет такой момент, когда она совсем не сможет идти.
В течение всей ночи раздавался отдаленный гул орудий. Это в стороне Вердена [108] грохотала артиллерия.
Местность, по которой мы шли, состояла из перемежавшихся небольших участков леса и открытых мест, орошаемых многочисленными потоками воды. В сухое время года они представляют собой всего лишь ручейки, перейти вброд их ничего не стоит. Мы старались по возможности держаться под прикрытием деревьев, чтобы на наш след трудно было напасть.
Четырьмя днями ранее, 2 сентября, как мы потом узнали, Верден, столь бесстрашно обороняемый героическим Борпэром, решившимся убить себя, но не сдаваться, вынужден был открыть ворота перед лицом пятидесятитысячного прусского войска. Занятие этого города позволило союзникам остановиться на несколько дней в долине Мааса. Герцог Брауншвейгский должен был удовольствоваться взятием Стенэ, тогда как Дюмурье — вот хитрец! — оставался в Седане, втайне готовя план сопротивления.
108
Верден — город-крепость во Франции, на р. Маас. Кроме сражения, о котором говорится здесь, впоследствии был местом ожесточенных битв во Франко-прусскую войну 1870–1871 годов и во время первой мировой войны в 1916 году.