Возвращение Никкасу
Шрифт:
Дальше… Дальше приходится признать, что вновь использовать гномов для создания химер просто опасно. Вычислить в таком случае меня — плевое дело. Значит, нужен кто-то, не гном, у кого есть возможность туда попасть. И я, кажется, знаю кто бы это мог быть. Насекомые. Какое-нибудь мелкое насекомое легко попадет туда, незаметно минуя гвардейцев — охранников. Придя к такому выводу я, не откладывая дело в долгий ящик, отправился за насекомыми. На «охоту» я пошел с несколькими коробочками, по размеру напоминавшими коробочки для спичек. Итогом моей прогулки оказались пара слизняков, один паук, две мухи и одна сороконожка. Пока мне хватит. Взяв одну муху, а остальных насекомых погрузив в анабиоз, я приступил к работе. Но завершить ее мне удалось только спустя полторы недели.
…До этого я никогда не задумывался, почему во всех книгах по магии Жизни химер изготавливали из теплокровных существ. Оказалось, что изменять насекомых гораздо сложней. Вот уничтожить муху — это с помощью магии легко. А изменить ее уже совсем другое дело. В каждое изменение приходилось вкладывать просто огромное количество энергии, чтобы оно закрепилось.
Кстати, правильно задать траекторию полета тоже мне стоило многого — уж очень тяжело было ориентироваться, используя зрение мухи. А ведь это важно — хотя бы для того, чтобы мой труд полутора недель не оказался под сапогом гвардейца.
Наконец, все было готово, и я отправил свою химеру в полет. При этом я сам оставался в своей комнате. Головокружительных пируэтов, управляя мухой, я совершать не мог. Самая простая авиамодель сопливого школьника спокойно могла дать фору моей химере. Даже простейшие команды типа «влево», «вправо», «вверх» и «вниз» выполнялись с большой задержкой, но все еще адекватно. А команда «влево и вверх» уже не получалась. Хорошо еще, что удавалось задать автономный полет по прямой, на определенное расстояние, и возврат в исходную точку. И то, чтобы это получалось, пришлось еще два дня над ней работать дополнительно.
…Муха подлетела к Залу Памяти. И остановилась. Потом медленно сместилась ниже, чуть выше голов стоявших на страже гвардейцев. И левее, на пол метра, чтобы гарантированно попасть в проем. Потом зажужжала, ускорившись, и быстро влетела в проход. Связь с ней потерялась. Несколько минут я просидел в томительном ожидании. Был риск, и немалый, что мою химеру уничтожило при прохождении барьера. Если древние гномы поставили защиту от насекомых.
Наконец, я почувствовал, что связь снова восстановилась. Огляделся глазами мухи: она опять висит в исходной точке, с которой и начала свой полет внутрь. Быстренько просмотрев память химеры, я не смог понять — радоваться мне или огорчатся. По заданной мною программе она залетела внутрь, зависла, развернулась и вылетела обратно. Все, что я смог при этом увидеть — это кусок стены, с синими, светящимися надписями. На неизвестном языке. Плохо! Похоже, мне еще придется и язык какой-то учить. Плюс, я уже точно понял, что вот такие программы, которые задают автономные действия химере, меня не спасут. Чтобы таким способом узнать все, что я хочу — потребуются годы, наверное. Этот путь мне не подходит — не хочу столько здесь сидеть. Единственная хорошая новость — это в том, что мои химеры — насекомые не уничтожаются. Остаток дня прошел в беседах с Советником. А потом еще почти месяц прошел в экспериментах. Самой удачной стала попытка с сороконожкой. От обычного насекомого моя химера отличалась тем, что имела около пятисот ножек, и в длину была почти пол метра. А вот в диаметре она была, как и обыкновенная сороконожка — всего несколько миллиметров. И темно — серой окраски, под цвет камня в проеме двери. Но самое главное — это то, что она отличалась даже от других химер своими способностями. Она была живым ретранслятором сигнала телепатической связи с моими химерами. Я расположил ее под потолком так, что ее хвост торчал снаружи проема. А голова — уже внутри первой пещеры. И благодаря тому, что через нее сигнал все-таки проходил, я и смог уже нормально исследовать первую пещеру. А вот дальше меня ждал крупный «облом». Оказалось, что каждый переход между пещерами обладал такой защитой. Так я потерял свою химеру — муху. Сказать, что меня это огорчило — это не сказать ничего. Я был просто в ярости. Уже под полтора месяца коту под хвост! Сгоряча я пошел в ближайший трактир, и надрался до полусмерти эля — местного аналога пива. Правда, после второго кувшина меня, кажется, не устроило качество выпивки — а точнее, ее крепость. И я азартно принялся добавлять туда гномий самогон. Дальнейшие события для меня потонули в пьяном угаре. Проснулся я на следующий день в своей комнате, лежа почему-то под столом. Очевидно, вчера мне это место почему-то показалось мягче, чем на кровати. Вот только философствовать по этому поводу меня не тянуло — у меня дико болела голова, и мутило. Расслабился, блин.
С бодуна даже подлечить себя вышло не сразу. Когда кажется, что твоя голова увеличилась вдвое и опухла, а желудок каким-то таинственным образом соединился с окружающим пространством, и на малейшее перемещение в этом самом пространстве норовит что-то из себя выдавить — вот тогда не очень получается магичить… Хотя с грехом пополам кое-что у меня все же получилось.
Но зато, после того, как мне в комнату принесли кувшин холодного эля с моей любимой закуской — копченой рыбкой — вот тут на моей душе полегчало окончательно. А когда я со вкусом обсасывал хвостик рыбы, ко мне в голову пришла новая идея. Так, не отрываясь от пустеющего кувшина, я занялся делом.
Пробудив дремлющего в анабиозе паука, я тщательно его исследовал. Насекомое оказалось вполне пригодно для моих планов. Дальнейшее «превращение» его в химеру — заняло всего пять дней (сказался опыт предыдущих моих работ с насекомыми). Далее я занялся одним его уникальным умением, способностью плести паутину. А точнее, не столько плести, сколько выделять из себя нить. Обычно сама паутина бывает двух видов. Клейкая и сухая. Сухая нить в основном используется для изготовления кокона, и для основных частей ловчей паутины. Основу же клейкой нити составляют двойные шелковые волокна, покрытые слоем липкого слизистого секрета. Вскоре после формирования этих нитей липкий слой фрагментируется вследствие поверхностного натяжения, образуя мельчайшие капельки (будто бусинки на ниточке). Это липкое покрытие недолговечно и высыхая теряет свои свойства. Я же хотел, чтобы паутина оставалась живой частью паука, когда он ее выпустит. Тогда ее можно было бы использовать как проводник, закрепив один конец снаружи. И через эту часть я бы смог полноценно управлять химерой. Как в детской управляемой игрушке — есть пульт (телепатическая связь), есть электрический провод (паутина), и есть сама движущаяся игрушка (химера — паук). Для этого пришлось вырастить дополнительную железу в брюшке для новой секреции. Она покрывала тоненьким слоем живых клеток паутину. От этого нить стала немного прочнее, хоть и менее гибкой. И еще, посмотрев на расход паутины, я понял, что на двадцать пещер ее у одного паука не хватит. Просто не хватит внутренних запасов синтезировать столько нити. Все-таки это не фабрика, а всего лишь маленький паучок. Можно было сделать его больше — тогда нити хватит. Подрастить я его сумею. Но вот времени на это жалко — это же не меньше двух — трех недель еще уйдет. Тогда я придумал альтернативный выход — НЗ для паука. Пара спеленатых в коконе из паутины мух вполне пошли на эту роль. Один глаз, из восьми имеющихся я тоже изменил — теперь я ним мог видеть, как своим собственным. А остальные я «отключил». Незачем они мне, а ресурсы они тратят, и немалые.
И вот, наконец, настал торжественный день. Мой паучок, заранее наевшись так, что брюшко было раздуто, пополз внутрь Зала Памяти. Кусочек нити был закреплен снаружи. А на спинке моей химеры висели две средних размеров мухи — его прокорм. Я был готов сегодня, наконец, добраться до цели.
Моя химера бодро вползла в первый зал, по потолку, и направилась к входу во второй. Конечно, это было не особо быстро — на то же расстояние, что я иду пару минут, паучку требуется гораздо больше. Плюс его еще больше замедляет непрерывное создание паутины. Но, все равно. Неплохо. Я его запустил ночью, и за восемь часов он прополз шестнадцать пещер, почти вплотную приблизившись к нужным мне. Но у него закончился запас органики для создания паутины. А стоит ему отцепится от нити — и я тут же потеряю с ним связь. Так что пришлось прерваться, как бы я не хотел продолжать. Химера «выпила» свой НЗ — пару мух, и застыла, переваривая огромный для нее объем еды. Ну а я отключил связь, и тоже решил вздремнуть. Проснувшись, я первым делом проверил, как там поживает мой паучек — все в норме, все еще усваивает еду. Ну и ладно, все равно раньше ночи не стоит его задействовать. Конечно, риск, что его кто-то заметит был минимален. Попробуй заметить мелкое черное насекомое в одном из темных углов большой пещеры! Прямо как общеизвестный поиск черной кошки в темной комнате. Но все же я не хотел рисковать. Так что, выяснив, все что хотел, я тоже заказал себе завтрак.
Поглощая бутерброды с колбасой и мой любимый черный чай, я задумался, чем мне заняться. До ночи я был полностью свободен — а это еще часов двенадцать.
И я решил заняться проблемой языка — того самого, который я увидел еще через муху (дальше, когда я управлял пауком, я видел, что и все остальные надписи на стенах, сделаны на том же неизвестном языке). Мой знакомый гном — книжник помог мне и в этой ситуации — за некоторое количество золотых кругляшек, которые он так любил, я смог изучить пять книг. Эти пять книг были, по сути, самоучителями по древнему гномьему языку — ларди. А вообще, они появились благодаря тому, что гномы уже давно не пользуются своим языком в повседневной жизни. Их больше устраивает немного архаичный вариант ирского — того самого языка, на котором разговаривают люди. Почему так — я не знаю. Не знал и гном — книжник, когда я у него спросил об этом. Но факт остается фактом — это был «мертвый» язык, и разговаривать и читать на нем могли немногие гномы. Кстати, оказывается, самые старые книги и свитки были написаны именно на ларди. Он играл такую же роль в жизни гномов, как и на Земле латинский язык. Я довольно быстро запомнил эти книги, но разбираться с самим языком мне предстояло еще долго. Это был сложный язык, в котором на смысл слов влияли все соседние слова, и каждая фраза была, по сути, головоломкой. Разумеется, были определенные четкие правила. По которым и строились предложение. Но они были многочисленны, их мало было просто запомнить, — их еще нужно было научится применять…
До вечера я разбирался с ларди. А когда ушли последние посетители, я двинул свою химеру вперед.
Семнадцатая пещера. Она была посвящена обычным рунам — гном — книжник меня не обманул. Вот здесь я притормозил, и внимательно осмотрел всю пещеру, запоминая. У меня давно было желание разобраться с артефакторикой, как раз и использующей такие руны. И было у меня такое подозрение, что гномы не спешат делиться с людьми своими знаниями. Так что я запоминал все, что здесь было записано. За несколько часов мне это удалось, и я (а точнее, моя химера), оказался в следующей пещере. Вот оно! Я испытал гордость за себя. Добрался. Смог-таки найти способ, и осуществить его.
Слева от входа был ряд синеватых надписей, начинавшихся тут, а заканчивавшихся через два десятка метров. Можно было предположить, что это вводная, вступительный пласт знаний. А дальше было что-то непонятное. Небольшой участок, на котором нарисованы какие-то черточки, точки, закорлючки и куски каких-то геометрических фигур. Причем, на мой взгляд, абсолютно бессистемно. А рядом — текст на ларди. И все это обведено одной, светящейся сильнее остальных надписей линией. И вся остальная часть пещеры была в таких же группах. Ну, а дальше уже пошло по накатанной. Паучок подполз поближе — я запомнил, следующий участок — тоже запомнил, и так еще четыре часа подряд.