Возвращение оборотней
Шрифт:
– Наверное, он услышал блистательные изречения нашего Профессора и понял, кто он на самом деле, – догадалась я. – То есть они знают, что это умеющий говорить и носить сапоги кот! Козырная карта любой актерской труппы, желающей обогнать по рейтингу всех конкурентов…
У палатки суетился толстый итальянец, игравший сегодня роль Пульчинелло, он орал на всех, грозя уволить полтруппы, если они не поторопятся. А зря, актеры не просто слишком поспешно собирались, они буквально бегали как тараканы, перенося свой реквизит в большую лодку. При этом все подозрительно озирались по сторонам и шушукались, как закоренелые контрабандисты.
Подкравшись,
– Защищайтесь, низкопробные мерзавцы! – крикнула я, подталкивая Алекса вперед. Он укоризненно посмотрел на меня – не любит, когда я выражаюсь, но сейчас не до телячьих сантиментов…
– Да, они мерзавцы! Пусть это и грубое слово, зато очень подходит для обращения к тем, кто посмел покуситься на свободу нашего котика!
Командор, чуть поколебавшись, признал, что более мягкого обращения они действительно не заслуживают, и с обнаженным клинком бросился в атаку. Темпераментные итальянцы стали защищаться реквизитными шпагами, обзывая нас куда как похлеще. Но это им не помогло, сценическое фехтование всегда уступает практике, мой ненаглядный герой вскоре напинал всем так, что они с позором сдались и развязали хвостатого бедняжку.
Я крепко прижала кота к сердцу и держала до тех пор, пока он не отпихнул меня усилием всех четырех лап, громко и возмущенно жалуясь на нехватку кислорода. Командор вывел нас под шумные аплодисменты почтеннейшей публики, сбежавшейся на звон шпаг и эмоциональную неаполитанскую ругань! Но уходили мы быстро, никому не надо знать, что весь сыр-бор произошел из-за одного маленького, но зато говорящего кота…
– А сейчас мы поможем тебе забыть о пережитом. Итальянская кухня! – вдохновенно объявила я, показывая пальцем на дверь под вывеской «Пармская кобыла». Почему кафе называлось именно так, стало понятно, когда мы увидели меню, где фирменной закуской была пармская салями из конины.
Оголодавший от нервного потрясения Профессор заказал и ее, и колбасу мортаделла, и карпаччо, и фузили с лососем, и еще блюда три; мог бы больше, но я отобрала меню. Командор ограничился типовыми спагетти – сытно, но скучно… Лично мне хватило бы и пары кусочков пиццы, но официант, кажется, меня не понял и принес толстенную лепешку, покрытую, судя по всему, остатками еды с чужих тарелок.
– Если помнишь, милочка, итальянская пицца стала популярной благодаря голодным американским солдатам во время Второй мировой войны, которые открыли ее миру! Главное – не смотреть, что в нее насовали, угощайся, – напутствовал меня кот, с жадностью косясь на прилипшие к тесту куски жилистого мяса. Я не стала отнимать у него эту радость, он столько сегодня пережил, пусть закормит стресс. Но взамен ему пришлось поделиться со мной ароматнейшей мортаделлой, на что он согласился с трудом, явно только чтобы не прослыть жмотом.
А вечером нас ждет Дворец дожей…
Собственно, как ждет? Скорее мы ждали вечера, чтобы попасть туда, где соберется весь бомонд венецианской знати. Благо фальшивыми рекомендациями и приглашениями База нас обеспечила. Я решила пойти в амазонке и в новой маске, Казанова меня не узнает, тем лучше. Но всех нас волновало другое, мы еще не сдвинулись с места, а синьор Джакомо обладал тем, что нам было нужно, будучи членом ордена «прячущих Маску», он знал, где она находится.
Поэтому я лишний раз напомнила моим агентам, что, если они меня так ревнуют к Казанове, пусть сами попробуют найти к нему подход, уже приближается вечер второго дня, как мы здесь, а результаты поиска на нуле. Но командор снова буркнул, что и без его помощи как-нибудь обойдется, а потом робко попросил меня больше не общаться с этим типом. Вот собственник! Что мне в нем и нравится…
Наконец-то знаменитый бал-маскарад во Дворце дожей. Стены зала для танцев были покрыты византийской мозаикой, полы застланы восточными коврами, занавеси из пурпурного шелка сочетались с росписью потолков, везде лепнина, позолота и зеркала. Сам дож действительно был очень пожилой, а еще щуплый и угрюмый, хотя и старался показать веселье, радостно пританцовывая у трона в своей длинной мантии.
На балу Алекс не отходил от меня ни на шаг, пока его не увела какая-то старая карга. Мой муж тоскливо посмотрел на меня, но отказать даме в танце не посмел, на карнавалах такое не принято, можно сразу нарваться на скандал…
И я тоже не отказала первому же пригласившему меня дедушке в маске Панталоне, который, мне показался смутно знакомым, пока не признался, что он дож. Пришлось мило заметить, что, кажется, недавно он был в другом костюме, в парадной мантии правителя. Старичок ответил, что любит удивлять и что у него для этого вечера приготовлены еще два наряда – Скарамуша и служанки Смеральдины. Венеция, что тут скажешь, люди здесь до самой смерти упиваются праздником, а правители стараются превзойти своих подданных и в этом тоже.
Мы отплясывали в зале дель Маджор Консильо, по словам дожа – самом большом зале в мире, в нем нет ни одной подпирающей колонны.
– Обычно я здесь провожу советы, вон мой трон, а вон там кресла Малого Совета, – показал он на стулья, сваленные один на другой у стен, чтобы расчистить побольше места для танцев. – Но я перекупил право проведения бала у Иосифа Леви из дворца Фондако, я его не люблю, его палаццо слишком похож на мой!
– Зато ваш больше, крупнее и более впечатляет!
От этих невинных слов у дедушки вспыхнули глазки, в них, похоже, он отыскал какой-то намек на собственные достоинства и сластолюбиво ущипнул меня за бок.
– Э-э-эй! – возмутилась я, шлепнув его веером по башке. – Держите себя в руках, ваше дожество, я замужем!
– Прошу прощения, кхм, карнавал все еще действует на старика, – не обиделся дож.
В зале висели изображения местных правителей в позолоченных рамах, только одно место, где тоже, очевидно, должен был находиться портрет, прикрывала черная ткань.
– Он недавно умер, ваше дожество? – прокричала я старикану в ухо (он был еще и глуховат), кивая на стену.
– Не-эт. Нельзя, конечно, так говорить о своем собрате, но он оказался изменником и был казнен, запятнав суждение аристократов о последующих правителях, – сказал старик, сверкнув глазами на траурную занавеску. – Это дож Фальеро, ни одного его портрета не сохранилось, хоть мы очень любим, чтобы нас рисовали, например, мой портрет написал Помпео Батони. А вон та большая картина на всю стену – «Рай» Тинторетто, мой дедушка знавал его, когда он еще раскрашивал свадебные сундуки.