Возвращение Одиссея. Будни тайной войны
Шрифт:
– А на самом деле?
– А на самом деле Бурбон – это просто название графства в штате Кентукки.
– А графство назвали в честь кого?
– Графство?.. Графство в честь... Да это, в общем, не важно. Мы отвлеклись. Так вот, в отличие от классических бурбонов, которые перегоняются из кислого сусла кукурузы и ржи, у «Джека», помимо этих двух, в основе еще и соложенный ячмень, что дает небольшой привкус скотча.
– А выдерживается он в чем?
– Выдерживаются все бурбоны в особых бочках. Тоже дубовых, но не простых. Не таких, как здесь, во Франции, или у шотландцев.
– А каких?
– Обожженных внутри. И при этом каждый раз в новых. Это дает немного сладковатый
– Да что вы говорите!
– Сто процентов.
– А что значит из сахарного клена?
– Ну... дерево так называется. Разновидность обычного клена. Растет у нас. В Висконсине.... В Мичигане. Высокий такой. Метров до сорока бывает. Весной сок дает, сладкий. Индейцы из него раньше сироп делали. И даже какое-то еще мороженое свое.
– Серьезно?
– Абсолютно. Вот... закончим все наши дела... приедете к нам и... сами посмотрите. Что за клены. На озера съездим. Великие. Порыбачим... – Хозяин дома произнес последние фразы вполне обыденным голосом, в общей речевой тональности своих предшествующих познавательных полумонологов, словно говоря о чем-то само собой разумеющемся. При этом он очень внимательно (стараясь тем не менее эту внимательность тщательно завуалировать) наблюдал за своим собеседником в попытке оценить его реакцию на только что нарисованную перспективу. Попытка оказалась неудачной, по причине практически нулевой реакции, и повествователь, после короткой паузы, продолжил: – Да, между прочим, интересная вещь. В Канаде даже сейчас из этого сока делают сахар. Производственным способом. Некоторые там... любители... предпочитают его обычному. Ну, тому, который из свеклы.
– Это вам... случайно... не Хелен поведала?
– ... Нет, не Хелен. Это я и сам знал. Еще со школы.
– И про «Джек Дэниэлс» тоже?
– Про «Джек Дэниэлс» меня впервые дед мой просветил. Но да... тоже в школьные годы. Он же у меня сам родом из Теннесси, из Линчберга, где его и начали делать. Сразу же после Гражданской войны. Вот сколько годков-то уже прошло... Ну что... плеснуть?
– Да я его вообще-то пробовал уже. Знаете что, а можно мне лучше вон из той бутылочки?
– «Кэнэдиэн Мист»? – с легкой иронией поднял вверх бровь Джефф и, вытянув из расставленной на тележке батареи упомянутую бутылку, скептично посмотрел ее на свет и после этого медленно свинтил пробку. – Конечно, конечно, можно. Канадцы, между прочим, молодцы. Они перегоняют свое, с позволения сказать, виски до такой крепости, что, в конце концов, лишают его всех первоначальных ароматов. – Он плеснул охристой струей по дну и стенкам широкого стеклянного цилиндра и при этом, следя глазами за собственными действиями, снова, словно между делом, небрежно бросил: – Между прочим, Хелен к нему тоже более всех других благоволит.
– Я знаю. – Сидящий напротив него любитель канадского, с позволения сказать, виски взял в руки заполненный на четверть бокал и, слегка побалтывая его, произнес тоже вроде бы небрежным, но на самом деле как-то слишком уж небрежным голосом, не поднимая при этом взгляда: – А... кстати, раз уж речь зашла... где она сейчас... интересно?
– Кто? – наливая себе столь разрекламированного им перед этим, и все всуе, красноватого «Джека», притворно непонимающим, равнодушным голосом спросил Джефф, в глубине души которого уже запрыгали радостные чертики. Будучи отменным психологом и... вообще... калачом тертым, он, как опытный музыкальный настройщик, почувствовал в тоне голоса своего визави явную фальшь и понял, что она значит. «Ах, тебе все-таки интересно. Это хорошо. Нет, разумеется, единственно лишь поскольку речь зашла. Понятно, понятно», – подумал он, но эти мысли никоим образом не отразились на его непонимающем лице.
– ...Хелен, – пояснил визави с простоватой улыбкой, которая тоже вышла у него довольно фальшивой.
– Ах, Хелен. Вот этого точно сказать не могу. – Джефф медленно, один за одним, цепляя специальной лопаточкой кубики льда из стоящего на тележке ведерка, бросал их в свой бокал. – Последний раз виделись мы с ней в Нью-Йорке. Правда... – он тут же поспешил уточнить, – только в официальной обстановке. Сразу же после ее благополучного прибытия. Я же туда тоже летал. На доклад. Вот вместе и отчитывались. Она – за все свои дела. В том числе, разумеется, и за пароходные. Я... за нее.
– И за меня, – спокойным тоном дополнил это сообщение Бутко и, не сводя пристального взгляда с его автора, поднес к губам кофейную чашку.
– И... за вас. Естественно, – после небольшой паузы, растянув губы в добродушной улыбке, подтвердил автор сообщения и, подняв свою чашку, медленно выцедил ее содержимое. Ощутив некоторый дискомфорт от по-прежнему направленного на него взгляда, он, едва поставив на стол пустую фарфоровую емкость, тут же хлопнул себя ладонью по лбу. – Да, вспомнил, она сказала, что хочет обязательно домой на какое-то время заскочить. В Торонто.
– Тоже на озера?.. Порыбачить?
– Ну... это уж мне доподлинно не известно. Но, если хотите, я могу навести справки. По своим каналам.
– А просто позвонить нельзя?
– Кому?
– Ей.
Джефф опять почувствовал внутри легкое раздражение. Он только решил поиграть на нащупанной слабой струнке агента, как тот опять начал наглеть и задавать издевательские вопросы. «Нет, все уже, хватит. Пора этого типа брать в ежовые рукавицы. Пора», – подумал он и сказал, снова с улыбкой, только на этот раз уже гораздо менее добродушной: – Можно... Ну что... звоню?
На этот раз уже Бутко не выдержал направленного на него взгляда и хмуро буркнул:
– Не надо.
– Ну что ж... – в голосе его собеседника слегка проскользнули нотки удовлетворения от маленького реванша, – не надо, так не надо. – Правда, буквально тут же, наклонившись вперед, к столу, собеседник произнес уже совсем иным, сухим и четким канцелярским тоном: – В таком случае давайте тогда перейдем прямо к делу. – Он несколько секунд помолчал, по всей видимости, не зная, как лучше и с чего начать, при этом взор его остановился на пустых кофейных чашках. – Не хотите еще кофейку? Пока горячий.
– Нет, спасибо, – покачал головой Бутко.
– Напрасно. Ничто так не бодрит, как чашечка хорошего, горячего, крепкого кофе.
– Выплеснутая в физиономию.
Хозяин дома и номинальный хозяин положения, переварив услышанное, внимательно посмотрел в лицо своему гостю, который между тем медленно поднес к губам бокал с виски.
– А... я не знал, дружище, что у вас такая склонность к юмору. В частности, к черному.
– Так ведь, как говорят наши местные друзья... noblesse oblige [51] , – кривовато усмехнулся гость, опуская изрядно обмелевший бокал на столик. – В моей ситуации только и остается что юморить.
51
Положение обязывает (фр.).