Возвращение Орла. Том 2
Шрифт:
– Что надёргал?
– Я ж говорю: что успел или что не успел забыть. Поэтому-то у них трын остался, а травы нет.
– Может, и так… А Шатур – это чатур, «четыре» на санскрите. Да и по-индийски… да и по-русски. В этом месте, видимо, было четыре холма…
– Ага, в болоте…
– Или четыре реки начинались… Скорее, четыре реки. Важные для местных, потому что должны течь в разные стороны. Две я знаю – Цна, Поля…
По реке плыл буксир «Речфлот». Дал два истошных гудка, словно хотел обратить на себя внимание берега.
– Скажи-ка, Аркадий, мифологические сирены названы от сирены? Или наоборот?
– Сирены –
– Всё-то у тебя от русского.
– Куда ж деться… все слова – русские.
– И Аркадий?
– Конечно! Страна такая была на русском севере.
– Ну и врать! – возмутился Семён – На каком севере? В Греции, райская страна с патриархальной простотой нравов. В Гре-ци-и!
– В Гре-е-ции, – обиженно передразнил Аркадий. – Аркадия от Арктиды, откуда в Греции возьмётся райская страна с патриархальной простотой нравов? Только в Гиперборее, которая была в Арктике. Потому и я Аркадий.
– Вот трепло! Ты Аркадий, потому что я тебя так обозвал, чтоб не врал и не говорил красиво, когда не можешь.
– Всё в масть, всё в масть, – простодушно согласился лиофил.
– Гипербореи? А где же просто бореи? – вставил своё умное Африка. – Как их теперь звать?
– Так же и звать – буряты.
– Загнул! Гиперборея – на Кольском, а бореи – на Байкале?
– Не просто на Байкале, а, заметь, на реке Оке и в Орлике.
– Какая связь?
– Самая что ни на есть прямая тёмная. Пока.
– Да, – подал голос редко вмешивающийся в споры Капитан, – проходили мы на Оке порог Ара-Борей, четвёртая категория, километра полтора жути… там ещё какая-то древняя стоянка… Буреть, по-моему.
– В масть, в масть!
– А вон, смотри, плывёт французское слово «флот»…
Аркадий даже договорить ему не дал:
– Какое французское!? При чём тут бедные, несчастные, безъязыкие галлы? Самое русское!
– Вот встретит тебя какой-нибудь учёный лингвист – намылит шею.
– Или я ему.
– Ты-то по какому праву?
– По самому главному, народному, по-честности.
– Вот ты думаешь, что флот…
– Да не думаю – знаю, я в воду глядел! А лингвист твой – в рот немцу. Ты за кого? И вообще, это теория ядерных реакторов интернациональная, а язык – мой. Мо-ой! И плевал я на всю эту пролатинскую шушеру.
– Не умно.
– Зато по-честности. Они, неандертальцы, просто букву «п» не выговаривают. «Флот» – это от нашего «плот», как можно не слышать! Съезди в свою Францию, поищи там ихнему «флоту» ключи и притоки – не найдёшь. Одно голое «флот», разве что с производными, а всё гнездо здесь: плот, плотва, плотина, плат, плыть и дальше во всё плавающее, плоское, плетёное и плескучее.
У Семёна опять возникло ощущение, что точно при таком разговоре, и именно про флот-плот, он уже присутствовал – давно, когда его самого еще не было, а уже присутствовал.
– И всё это отсюда, отсюда… – Аркадий постучал теперь ребром ладони по берегу. – Смотри, то есть послушай, сколько притоков, не сразу разберёшь, что во что впадает, Кама в Волгу или Волга в Каму… Что такое простейшее плавсредство? Заметь: имена приходят от простейшего, сначала то, на чём плыли, получило имя, а потом, уже в другом плавании, по времени, оно усовершенствовалось по форме, размеру, но родовое имя всегда сохранялось. А простейшее – это связанные два бревна, на одном, сам понимаешь, неловко… Лучше три или пять. Их надо связать, сплести, сплотить и получим плот. Отсюда и плетень, и все заплоты, сплошные заборы из брёвен, и плотность, грамм на сантиметр в кубе, и сплочённость перед бедой. Плот – сплочённые брёвна для того, чтобы плыть и ловить плотву.
– Камбала поплоще будет, камбалу надо было плотвой назвать…
– Видишь, Сень, достали, неучи! Ты-то что нарыл?
– Нарыл… – Семён не знал с чего начать: убогие с линейкой да картой изыскания в библиотеке дединовского клуба так причудливо вплелись в информацию из Катиной тетрадки и вчерашних снов, что сам уже не мог отличить приснившееся от вычитанного, поэтому начал с самого неглавного. – Малец-то наш закона не нарушал!
– Ты о ком? – удивился Аркадий.
– Екатерина в 1775 году издала указ для всех сословий, запрещающий жениться ранее пятнадцати лет. А наш путник женился в 1771, мог себе позволить в четырнадцать.
– О, господи… всё?
– Не всё. Ты, знаешь, что в 1771 году была издана фундаментальная «Британская энциклопедия», и очень странная в ней Россия.
– Большая или маленькая?
– Как посмотреть… – сделал Семён неопределённый жест. – Россия только с Петербургом, а дальше уже не Россия, дальше уже Тартария с Тобольском и всей Сибирью – слышал про такую страну?
– Что-то слышал, не помню где…
– А вот где, – Семён развернул тетрадочку, – «Тартарскую сшивку откладывать нельзя»! А вокруг – Независимая Тартария с Самаркандом, Китайская Тартария с Чиньяном… Поспешили англичане на свою голову, годок-другой повременили бы – и на будущее бы хлопот себе убавили.
– Не пойму, к чему ты это, – вздохнул ожидавший речной темы Аркадий, зато Николаич, загрустивший было от всех этих ямун и осуг, зашевелил ушами.
– К тому, что уже в 1772 году китайцы, например, уничтожили все книги по cвоей истории, у них ни на одном клочке ослиной шкуры не найдёшь Китайской Тартарии с Чиньяном, не было – и всё. В Британской энциклопедии есть, а у китайцев, которые в этом смысле местные, – нет. Через год у нас начинается двухлетняя якобы крестьянская война, в 75-м, через два месяца, как Емельке голову отрубили, Екатерина опубликовала манифест, в котором пугачёвское восстание предавалось «вечному забвению и глубокому молчанию»; ещё через месяц на другой стороне шарика образовалась страна Америка, США, наш путешественник отправился «сшивать Тартарию», и в это же время она со всех карт и летописей исчезла, а Америка возникла.
– Да мало ли на свете в одно время событий происходит!
– События событиям рознь. Такое впечатление, что в эти годы мир, как вор, своё пальтишко наизнанку вывернул, чтобы не узнали. По России прокатилась волна переименований: Яик в Урал, Белатырь… кстати, Аркань, я Белатырь нашёл – до 1777-го так называлась… Уфа! В те же годы поменяли все гербы российских городов и областей – зачем? А староверы-некрасовцы в 1775-м ушли с Кубани и воевали против нас за турок. Не странно ли?
– Ты скажи лучше, нашёл в Сибири Волгу? – с хитринкой спросил Аркадий.