Возвращение Орла

Фадеев Владимир Владимирович

Семён оторопел. Он год вымучивал структуру и названия частей, а тут – пожалуйста!

– Умница!.. – только и сказал.

– Первые четыре части история за тебя уже написала… – и вдруг резко повернулась, – у тебя тоже ощущение беды? Что какая-то страшная главка впереди, трагический финиш – «НАРОД НЕ ТОТ»?

– Только куда его, ощущение? Поэмкой же не спастись, что-то и делать надо.

– Спастись и одним словом можно…

– И убить словом можно… какое тебе сейчас слышней? То-то же. А мне из ящика стола, как с высокой горы, так ясно увиделась последняя тысяча лет… мы бьёмся всё это время с одним единственным врагом, Великим Чёртом. Он терпелив и упрям, зная, что в прямом бою нас не взять, и не удастся сразу крикнуть «Народ не тот!» – смахнуть нас с лица вожделенной для него планеты, начал, стэп бай стэп, как в его свите принято,

раз за разом находить бреши в нашей броне, пробираться внутрь нашей сути и, как с капусты, которую мы сейчас сажаем, листья, снимать с нас одну кольчужку за другой, пока вот не добрался до кочерыжки…Украл богов, заменил власть, поменял попов, потом одним движением смахнул со стола эту фальшивую защитную не защищающую триаду, что сделать было несложно – за не родных богов, царей и попов народ и не вступился, и уже тогда, в 17 году начал, наконец, и уничтожить самоё русское, у него же в первые годы всё шло, как по маслу – гражданская война со всеми прелестями братоубийства, разрухи и голода, стервятники уже слетелись на делёж трупа… но вдруг случилось то, что этот Великий Чёрт в кошмарном сне не увидел бы – народ, освобождённый от этих пут – ложного бога, ложного царства, ложного пастырства – соединившийся, наконец, со свое природной сутью, пошёл в такой взрывной рост, что всего за тридцать лет не только уничтожил всех чертовских наймитов внутри (жалко, что не всех!), отразил величайшую в истории мира атаку извне, и достал головой до неба, чем привёл чертовской синклит в ужас – и от того, что их тысячелетний труд насмарку, и, главное, от того, что высвобождение русского духа они, выходит, организовали своими руками! Отдышались и набросились снова: мобилизовали всех, и недобитых внутри, и озверевших от поражения снаружи, и, воспользовавшись тем, что за малый срок народ-победитель не успел воссоздать себе новую защитную триаду – идею, власть и жрецов-идеологов, приступили к лелеемой ими тысячу лет задаче: «Народ не тот!» И, похоже, у них получается.

Прошагали до мотоцикла молча.

– Привёз я тебе «Крещение», только оно не по задуманному… – Вытащил из-под сиденья тетрадку, – у нас с тобой как читательско-писательский клуб – обмен рукописями. Вступление оставляем, а у первой главы название тогда уж переправь на твоё – «Бог не тот!».

– Хорош подарочек к 1000-летию!

Лещ

Нина Ивановна – Сергей Иванович – лещ – неравная битва

В прекрасной ключевой воде

Лещи водились.

И.А. Крылов, «Лещи»

Нина Ивановна

Не стыдись, страна Россия!

Ангелы – всегда босые…

М. Цветаева

В бригадирской, располагавшейся в правом крыле первого этажа «Хилтона», откуда звонили в Коломну насчёт необычайного экземпляра, Нина Ивановна решила вдруг, вопреки договорённости, леща не оставлять. Сказала: «Мой это» – хоть никто и не оспаривал, и по земле поволокла мешок к себе в лачугу. Дома успела только налить полстакана «розового крепкого», купленного впрок на завтрашнюю годовщину памяти Сергея Ивановича (магазинчик в отделении работал два раза в неделю, вторник и четверг, а поминать надо было в воскресенье), и уже почти закончившегося, как перед палисадом остановилась белая машина.

– Ой, ребята! – всплеснула она в окно руками, едва не опрокинув «розовое». В прошлом году они приезжали спустя недели две, как старик ушёл, а в этом, видишь, ровно на годовщину успели. Родные дети разъехались, так рада этим, московским – который год привозят городских гостинцев – спиртику «для компрессов» да батон варёной докторской, в Дединово не достать, а беззубым старикам два кило деликатеса за счастье. А поначалу ребят невзлюбила, Иваныч от них с берега всегда являлся тёплым, а чаще и не являлся вовсе, вместе сутками будылили, да что уж… батон-то варёной всегда ей перепадал. Теперь вроде родни.

– Вот, приехала твоя команда, – обратилась она к мешку, и, как будто услышав её, мешок шевельнулся.

Капитан после счастливого воскресения Орла еле угомонил братьев по стакану. Понимал: в поле надо выходить, помнил дедов полузавет: живите, как должно, все получится, всё, что нужно, произойдёт. А должно было утром выходить в поле сажать капусту, да и ни к чему скандалы с самого начала, ни к чему баламутить пространство – вдруг оно да не отзовётся в нужную минуту? И без прогулов не ангелы А выходить непросто было: у Аркадия клевала бройлерная уклейка, вопил с берега: «Оставьте меня дежурным!..», Поручик, гусар, вдруг не захотел пьяным садиться за руль, Николаича пробило «на мысль», его в этот момент не тронь, Винч, как попугай, повторял: «Дороги не будет, дороги не будет…», и, чтоб она была, все наливал и наливал. Африка вообще перепутал дни и твердил: «Воскресенье, сегодня воскресенье, в воскресенье не работаем!», хотя была суббота. Один Семён, слава богу, в поле, что-нибудь там наврёт про их задержку.

Наконец впятером (Аркадий остался-таки «дежурить» – уклейка!) загрузились. Тормознули около пономарёвской хибары – колбаса второй день просилась в холодильник.

Нина Ивановна вышла навстречу. Бывшая школьная учительница здорово смахивала на бабушку Ягу: простоволосая, седины давно не чёсаны, один зуб сверху, круги под бесцветными глазами и, главное, их прищур, который к радостной улыбке на старческом лице добавлял этакой яговской хитринки: заходите, гости дорогие, в баньке искупаю, на метле покатаю, а потом уж, извините – на лопату. Физиков, впрочем, такие тонкости не отвлекали от главного: Нина Ивановна, вдова их «берегового» (есть водяной, есть домовой, Сергей Иванович был береговой) была дома – чем не повод? Капитан вздохнул – одиннадцатый час! Тимофеич наверняка уже на нерве – но… как не выйти и не обнять Нину Ивановну? И как, обняв, не зайти, а, зайдя – не выпить? Тем более, что появилось странное чувство: зайдут – а за столом сидит себе Сергей Иванович и кружка с бормотой в клешне. Пошли. Капитан с распростёртыми объятьями, Винч со своей на литр двести флягой, Африка с закусоном, Поручик с колбасой, Николаич сам по себе – ему, оторванному от «мысли», едва покинули защитный берег, опять поплохело («Надо, Николаич, и тебе какой-нибудь псевдоним придумать, больно ты заметен!»)

Жильё у Нины Ивановны было повеселей лёхиного, и расшитое крестиком полотенце на месте, где быть бы иконе, и цветочек на подоконнике, и занавесочки на окнах, но – бедность! а за ней, как ни упирайся, ползёт небрежение к уюту: вот и не метено, батарея пустых бутылок, постель – матрас без простыни и комом на нём лоскутное одеяло без пододеяльника. Пустоголосая печаль.

– Убого живёте, Нинванна, – переступив порог и оглядевшись, вздохнул Капитан.

– У бога, милый, у бога, как иначе.

Засуетилась. Появилась полбанки солёных огурцов с белой плесенной плёнкой поверх рассола, вскрытые поржавевшие кильки в томате, сковорода с жареной третьего дня плотвой, разнокалиберные стопки и стаканы. Колбасу убрала в холодильник, включила его в розетку – «Иней» взбрыкнул и затрясся в виттовой пляске.

– Рычит, а не морозит, поганец, – посетовала хозяйка, – и что ему надо? Говорят, какого-то хрену, а куда его тут вставлять?

– Фреону, – уточнил быстро соловеющий Николаич, да кто бы его слушал.

Расселись – по двое на табуретку, физик, как самый нестойкий, на перевёрнутый бельевой бак. Африка выложил сало, тушёнку, батон ещё не зачерствевшего хлеба. Виночерпий разлил.

– Ты, Нинванна, нашего выпьешь, или своего?

– Вашего, свою успею.

– Грамотно. Что, со свиданьицем или уж помянем?

Нина Ивановна только рукой махнула и… махнула свою стопочку без всяких тостов.

– Значит, помянем.

Выпили, не чокаясь.

– Мы, Нинван, завтра Иваныча проведать собрались, – начал было Капитан, но «Нинвана» его оборвала.

– Чего завтра? Чего его проведывать?

Не успели изумиться, как Нинванна указала на на мешок.

– Вот он лежит, проведывайте.

Мешок в этот момент подпрыгнул. Николаич упал с бака.

– Кто?

– Сергей ваш Иванович, кто ж ещё. Явился, как обещал.

Сергей Иванович

…народ наш, – скажу это не обинуясь, – просвещённее своей интеллигенции.

О. Сергий Булгаков

У каждого со стариком за эти годы сочинилась своя история, каждый его по-своему любил и кусал теперь локоток, что, вот, не стало – все истории были незаконченными, рассказы не дорассказанными.