Возвращение Поллианны
Шрифт:
— Неужели? Не только сегодня, но и всегда? И я могу сюда ходить, когда захочу? Что же может быть прекрасней! А я уже стала бояться, что больше никогда сюда не попаду. И даже к лучшему, что я не сразу узнала, что здесь такое на самом деле. Хорошие вещи становятся еще лучше, если сначала боишься, что они не окажутся хорошими. Правда?
— Ну да, хорошо, когда все к лучшему, — слегка насмешливо проговорил урка.
— Да, вы так точно и кратко это сказали, — кивнула головой Поллианна, не заметившая ухмылки в его тоне. — Но как замечательно. Наверно, даже миссис Кэрью не подозревает, что это парк для всех. Все сюда могут приходить, стоять и любоваться!
Мужчина внезапно помрачнел:
— Да, есть немногие счастливчики, которых взяли на работу, и
— Но это же лучше, чем работать, — рассеянно проговорила Поллианна, провожая взглядом проплывающую мимо лодку.
Мужчина посмотрел на нее с возмущением, но ничего не сказал. Она продолжала говорить:
— А мне бы только стоять и смотреть. И ничего больше не делать. А я должна ходить в школу. Правда, я люблю школу. Но есть очень много такого, что я люблю гораздо больше, чем школу. Нет, я все равно, конечно, рада, что я могу ходить в школу. Я особенно этому радуюсь, когда вспоминаю, что прошлой зимой считала, что уже никогда вообще не буду ходить. Знаете, я какое-то время совсем не могла ходить. Мы только тогда узнаем цену вещам, когда их теряем. Вот и зрение тоже. Вы никогда не думали, как много значат глаза? Я этого совсем не понимала до санатория. Там была одна дама, которая год назад совершенно ослепла. Я старалась ее вовлечь в игру. Знаете, есть такая игра: во всем отыскивать что-то такое, чему можно радоваться. И вот я, чтобы побыть в ее положении, на один только час завязала глаза платком. Как это было ужасно! Вы не пытались так сделать?
— Да нет, пожалуй, — ответил он с некоторым недоумением.
— Так вот, это ужасно. Ты так много хочешь сделать — и не можешь ничего. Я выдержала целый час. И вот с тех пор, если я что-то вижу хорошее или красивое, я безумно счастлива. Мне просто хочется кричать от радости, что я вижу. А эта незрячая женщина — она теперь играет в игру. Мне говорила мисс Уэтербай.
— Игру?
— Да. Игру в то, чтобы во всем находить радость и утешаться. Так вот эта женщина сумела в своем горе отыскать радость. Я имею в виду ее глаза. Ее муж — он, знаете, кто? Он имеет какое-то отношение к составлению законов. И она его попросила, чтобы был издан закон о слепых, и особенно о детях, которые не могут видеть. И она сама ходила ко всем этим законотворцам, рассказывала им, что ощущает незрячий человек. И вот появился такой специальный закон. И потом эти люди говорили, что этот закон — в первую очередь ее заслуга, а потом уже ее мужа и всех остальных. Если бы не она, им просто не удалось бы придумать этот закон. И она теперь счастлива, что ослепла, потому что этой ценой удалось скрасить жизнь стольким незрячим детям. Вот видите, какая это игра. Вы ведь ничего про нее раньше не знали, а теперь вы еще один человек, который знает. А началось все это вот как, — и Поллианна, любуясь ослепительной красотой осеннего парка, рассказывала ему, как однажды давно ей вместо куклы принесли в подарок пару маленьких костылей.
Когда рассказ подошел к концу, мужчина долго молчал, а потом он резко поднялся со скамьи.
— Как, вы уже уходите! — воскликнула раздосадованная Поллианна.
— Да, мне пора, — он улыбнулся, как показалось девочке, несколько загадочно.
— Но вы ведь будете иногда приходить в парк?
В ответ он покачал головой и опять улыбнулся:
— Думаю, что нет. Надеюсь, что нет. Ведь я приходил сюда от праздности. А ты мне открыла великую истину. Я думал, что я не нужен никому на свете. А теперь я знаю, что у меня есть пара рук, пара ног и пара глаз. И я как-нибудь сумею воспользоваться этим преимуществом и кое-кому доказать, что недаром живу на земле.
И он тут же встал и ушел.
«Какой же он забавный! — думала про себя Поллианна. — Он хороший, и он другой, чем все, кого я до сих пор знала», — говорила она, доводя до конца свою мысль и подводя итог своей прогулке.
Поллианна похвалила себя за то, что ей удалось еще одного человека приобщить к игре, и она шагала по тропинке гордой поступью человека, не ведающего сомнений. Ведь этот мужчина сказал ей, что парк общественный, значит, она гуляет здесь, как и все другие, по праву. Она приблизилась к пруду и перешла по мостику к лодочному причалу. Она вглядывалась в лица детей, надеясь отыскать черные кудри Сюзи Смит. Ей самой очень хотелось покататься на лодочке, но табличка предупреждала, что это стоит пять центов, а Поллианна вышла из дому совсем без денег. Она вглядывалась в лица матерей, улыбалась, пару раз пыталась затеять разговор. Но ни у кого не было желания с ней общаться, ее грубо обрывали и даже не удостаивали взглядом.
Тогда она выбрала другую тропинку, по которой ехал бледный мальчик в инвалидном кресле. Ей хотелось с ним познакомиться, но он был так погружен в чтение книги, что Поллианна решила оставить его в покое. Потом она увидела одну очень хорошенькую девочку, которая, однако, показалась ей очень грустной. Она сидела на скамейке одна точно так же, как и тот мужчина у пруда. Радостный возглас вырвался из груди Поллианны, и она побежала к этой девочке.
— Здравствуй! — воскликнула Поллианна. — Ой, как я рада, что тебя нашла! Я так долго за тобой охотилась! — И она подсела на скамью к хорошенькой грустной девочке.
Хорошенькая девочка выразила изумление.
— Ой! — воскликнула она. — Ты, наверно, обозналась. Я никогда тебя не видела, честное слово.
— Так ведь и я тоже впервые тебя вижу, — успокоила ее Поллианна, — но все равно можно считать, что я давно за тобой охотилась. Мне нужно было найти кого-то, кто гуляет здесь в одиночестве, без родителей или товарищей. Как мы с тобой. А ведь большинство пришли в компании или с семьей. Понимаешь?
— Да, я понимаю, — кивнула головой хорошенькая девочка, — но мне жалко, что тебе, бедняжке, приходится искать такое место…
— Какое место?
— Уединенное место подальше от людей.
Поллианна выразила удивление и нахмурилась:
— Да ты что! Я, наоборот, страшно хочу, чтобы вокруг меня были люди. — Поллианна даже рассердилась на девочку. — Мне совсем не потому грустно, что вокруг много людей, а потому, что они совсем меня не замечают.
Хорошенькая девочка горестно улыбнулась:
— Это правда. Люди совсем не обращают на нас внимания.
— Но ведь когда-нибудь кто-то захочет с нами поговорить.
— Да, — оборвала ее хорошенькая девочка, — некоторые бывают даже чересчур словоохотливы.
Поллианна насторожилась. Уже наученная горьким опытом общения с людьми, она заподозрила, что эта реплика относится к ней.
— Если ты имеешь в виду меня, то я уйду и не стану тебе мешать.
— Да нет, что ты, глупышка? Те, о ком я говорю, совершенно не похожи на нас с тобой. Я очень рада, что мы разговорились. Мне даже сначала показалось, что ты из нашего городка.
— Так, значит, ты тоже, как и я, не живешь в Бостоне?
— Нет, сейчас я живу здесь, — вздохнула девочка, — если только можно назвать это жизнью.
— А что у тебя не так? — всполошилась Поллианна. — Пожалуйста, расскажи мне, как ты живешь.
— Как я живу? — грустно переспросила девочка. — С утра до вечера мне приходится продавать кружевные шарфики и нарядные банты девочкам, которые смеются, болтают и дружат между собой. А потом я поднимаюсь к себе в комнатушку на третий этаж. Она такая маленькая, что там едва помещаются жесткая койка, на которой мне приходится спать, свернувшись калачиком, разбитый рукомойник, поломанный стул и я. Летом в ней как в жаркой шубе, а зимой как в холодильнике. Но я и этому рада, только бы мне еще немного дали тут пожить после того, как я кончу работать. Но сегодня мне так хотелось куда-нибудь оттуда уйти. Захотелось найти какую-нибудь уютную читаленку и посидеть там с книжкой. Ведь сегодня последний воскресный день в этом году. И к тому же на улице так чудесно. Мне еще верится, что у меня будут счастливые дни. Чем я хуже тех девочек, которые покупают у меня банты? Я ведь тоже люблю и хохотать, и шутить. Вот и сегодня мне хочется хохотать и шутить.