Возвращение русской гейши
Шрифт:
«Опять мальчишки, что ли, в садик забрались?» — недовольно подумала я и быстро пошла к двери.
Резко распахнув ее и шагнув на улицу, я замерла, вцепившись в ручку веера. Возле прудика с фонтанчиком стоял Степан и пристально на меня смотрел.
— Ага! — только и сказал он с явной угрозой в голосе.
Странно все-таки устроена наша психика. Помню, как в моей голове мгновенно пронесся анекдот: «Идет Герасим и видит, — на дороге собака сидит. Он бросился к ней и радостно замычал: «Му-му!». А собака Баскервилей подумала: «Ага!».
Я невольно усмехнулась и, вместо того чтобы забежать обратно и захлопнуть
«Ведь можно же как-то договориться, — думала я, глядя в его расширившиеся зрачки. — И оставить друг друга в покое».
Но Степан, видимо, думал совершенно по-другому.
— Попалась, тварь! — тихо воскликнул он и ринулся ко мне, вытянув руки.
Я крепко сжала веер и сделала выпад, ткнув сложенными кончиками в него. Он расхохотался и схватился за него рукой. Но острия попали ему в ладонь. Я видела, как он дернулся от неожиданности, и надавила сильнее, тут же увидев, как из-под его сжатых пальцев потекла кровь. Степан попятился, запнулся об изогнутую лапку кованой скамьи и с размаху грохнулся затылком о каменный фонарь, стоящий у него за спиной. Он сдавленно вскрикнул и сполз вниз. Потом завалился назад. Его шея оказалась на каменном бортике пруда. Я увидела, как красное пятно начинает расплываться по воде. Замерев, я молча стояла возле него и смотрела на полузакрытые глаза и побелевшее лицо. Потом вытащила веер из его окровавленных пальцев и быстро пошла в дом.
Лиза все так же сидела за компьютером. Но, увидев меня, сразу вскочила.
— Таня! Что случилось?! На тебе лица нет!
Я осторожно положила испачканный веер на стол и тихо сказала:
— У нас во внутреннем дворике лежит парень. Это мой знакомый Степан. Я тебе никогда о нем не рассказывала. Но это из-за него я оказалась в рабстве в том ужасном доме, это он приходил туда как-то ночью и насиловал меня, это из-за него я не могу жить спокойно и постоянно жду, что он найдет меня и уничтожит.
Я видела, как расширились глаза Лизы, но они остались сухими.
— Его нужно убить, — спокойно сказала она.
— Может, он уже мертв, — тихо заметила я.
Мы быстро пошли во дворик. Степан все так же лежал на дорожке, раскинув руки и ноги и опираясь шеей на бортик пруда. Вода была уже красная. В середине его правой ладони, раскрытой и обмякшей, четко виднелось кровавое пятно.
— Словно стигмат, — пробормотала Лиза, наклоняясь над ним.
— Это я веером, — сказала я, — когда он на меня бросился.
Лиза склонилась к его лицу. Потом подняла на меня глаза.
— Он, по-моему, дышит, — прошептала она. — Нужно добить.
— Нет! — решительно воспротивилась я. — Мне надоело постоянно жить в страхе. Я сейчас же вызову милицию. И пусть они сами решают! К тому же я только защищалась.
— Подожди, Таня, — схватила меня за руки Лиза. — Ведь он — подонок, нелюдь! Зачем ты из него жертву делаешь?
— Я не могу вот так убить его.
— Подожди! — сказала она. — Дай подумать. А кто-нибудь знает, что вы знакомы?
— Не думаю. А кто знал — мертвы, — ответила я, не отводя глаз от распростертого тела. — И потом, если он жив, то все равно на меня покажет, когда очухается.
— Не думаю, — пробормотала Лиза. — У него самого рыльце в пушку. Вот что! Давай-ка
Время было позднее, и на наше счастье неожиданно пошел довольно сильный дождь. Мы подхватили бесчувственного Степана под руки и выволокли на пустынную улицу. Уложили его прямо на асфальт в нескольких метрах от входа. Сейчас мне кажется странным, почему мы не оставили его прямо во дворике. Разница была небольшая, на улице мы его нашли или во дворике. Потом я пошла уничтожать следы, а Лиза вызвала «Скорую». Приведя себя в порядок, мы раскрыли зонтики и стали ждать возле неподвижного бесчувственного Степана. Милиция и «Скорая» подъехали практически одновременно. Врачи тут же осмотрели его, вкололи какой-то препарат и увезли. А молодой серьезный милиционер зашел в агентство. Мы дружно сказали, что выходили после работы и наткнулись на тело. И больше знать ничего не знаем и ведать не ведаем. Милиционер записал наши показания, не стал ничего осматривать и даже предложил подвезти нас до дому.
— Время сейчас такое, девушки, — серьезно проговорил он. — На каждом углу грабят, душат, насилуют. Хорошо, что вы позвонили, парень-то еще жив был. Когда очнется да выздоровеет, спасибо вам скажет.
Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:
Мы всегда устремляем наш взгляд к яркому ориентиру, который указывает в будущее, в сторону жизни. Это воззрение указывает на то, что наш рациональный гуманизм постоянно занимает наше внимание перспективой свободы и прогресса и тем самым вытесняет смерть из сознания в подсознание. При этом инстинкт смерти становится взрывоопасным… Мы за бываем, что присутствие смерти на уровне сознания является важным условием душевного здоровья… Ведь если мы каждый день проживаем с мыслью о том, что это, возможно, последний день нашей жизни, мы замечаем, что наши действия наполняются радостью и смыслом…
Мисима Юкио
Верно, что, когда дрова догорают, огонь угасает. Но если после догорания одних дров огонь переходит на другие, такой огонь будет гореть вечно. То же самое можно сказать о человеке. Когда он умирает, его тело распадается и исчезает, но, если у человека осталось желание, оно влечет за собой его дальнейшие перевоплощения. Желания такого рода называются кармой. Поэтому, даже когда человек умирает и теряет тело, его карма сохраняется.
Не понимая этого принципа, мы не можем постичь подлинную природу смерти. Полагая, что после смерти ничего не остается, мы совершаем ошибку. Что происходит, если после догорания дров и потухания огня вы не подбрасываете новых дров? Говорить в этом случае, что огонь потух, было бы неправильно. Дрова сгорели, огонь погас, но природа огня не перестала существовать… Человек подобен огню. Даже если он умирает и его тело исчезает, подлинная природа человека пребывает вечно.