Возвращение танцмейстера
Шрифт:
Его машина стояла на поперечной улице. Это был не бело-голубой полицейский автомобиль, а обычная «Тойота» с решеткой, отделяющей салон от багажника.
– Значит, прогуляться вышел, – повторил Эрик. – И случайно оказался у дома Эльзы.
– Да.
Эрик Юханссон был явно озабочен.
– Лучше мы не будем говорить об этом Джузеппе, – сказал он, помолчав. – Ему это не понравится. Не думаю, что ребята в Эстерсунде в восторге от того, что ты здесь шпионишь за людьми.
– Я не шпионю.
– Ну да, ты уже говорил. Но все
– А ты ее знаешь?
– Она всегда тут жила. Добрая и приветливая женщина. Любит детей.
– Что значит – любит детей?
– Она ведет танцевальную школу в Народном доме. Или вела. Учила детей танцевать. Не знаю, правда, как сейчас.
Стефан кивнул, не задавая вопросов.
– Ты остановился в гостинице? Могу подбросить.
– Я лучше пройдусь. Но спасибо за предложение. Кстати, я не видел полицейского отделения в Свеге.
– Мы помещаемся в Гражданском доме.
Стефан подумал:
– А можно зайти завтра? Погляжу, как вы живете. Поболтаем немного.
– Конечно, заходи.
Эрик Юханссон открыл дверцу машины.
– Я позвоню Эльзе и скажу, что все в порядке.
Он сел в машину, попрощался и захлопнул дверцу. Стефан подождал, когда машина скроется из виду, и пошел своей дорогой.
И уже четвертый раз остановился он на мосту. Связи, связи, думал он. И дело не только в том, что Герберт Молин и Эльза Берггрен были знакомы. Здесь что-то крупнее. Но что?
Он старался идти медленно, чтобы не спугнуть мысли. Герберт Молин поручил Эльзе найти для него дом. То есть они были знакомы задолго до этого. Может быть, он переехал в Херьедален, чтобы быть поближе к ней?
Он дошел до опоры и снова остановился. В голову пришла мысль, которая должна была бы прийти раньше. Эльза заметила его, хотя он стоял на темной улице, и свет фонаря на него не падал. Это говорит только об одном – что она наблюдала за улицей. Что она либо ждала, либо опасалась, что кто-то придет.
Он пошел побыстрее. Общий интерес Молина и Берггрен к танцам тоже наверняка никакая не случайность.
За стойкой в гостинице никого не было. Поднимаясь по лестнице, он спросил себя – а спит ли Вероника Молин? Если ее фамилия Молин.
Он заперся и зажег свет. На полу лежала подсунутая под дверь записка. Он поднял ее и прочитал:
Позвони Джузеппе Ларссону в Эстерсунд. Срочно.
10
Джузеппе взял трубку сам.
– У меня не было номера твоего мобильника, – сказал он. – Наверное, остался в кабинете, так что я позвонил в гостиницу. Сказали, что тебя нет.
Не доложил ли, вопреки договору, Эрик Юханссон об их встрече?
– Я гулял. Здесь особенно нечем больше заняться.
Джузеппе засмеялся:
– В Народном доме показывают кино.
– Мне надо двигаться, а не сидеть в кинозале.
Стефан слышал в трубку, как Джузеппе с кем-то разговаривает, потом убавили громкость на телевизоре.
– Я подумал, надо тебе рассказать кое о чем. Сегодня пришла из Умео бумага, подписанная доктором Холландером. Можно, конечно, спросить, почему они ни слова не написали об этом в первом заключении, но у судебных медиков свои заморочки. У тебя есть время?
– Это единственное, что у меня есть.
– Он пишет, что обнаружил три старых входных отверстия.
– И что это значит?
– Это значит, что в Герберта Молина когда-то стреляли. Ты об этом знал?
– Нет.
– Не один выстрел. Три. И доктор Холландер позволил себе отклониться от протокола. Он считает, что Герберту Молину сказочно повезло, что он остался в живых. Он так и написал – «сказочно». Два выстрела в грудь, прямо под сердцем, а один – в левую руку. По характеру рубцевания и еще по каким-то признакам, которых я не понимаю, он делает вывод, что это случилось, когда Молин был совсем молодым. Он не может определить, получил ли он все три ранения одновременно или нет, но, скорее всего, так.
Джузеппе вдруг начал чихать. Стефан ждал.
– Аллергия на красное вино, – сказал Джузеппе извиняющимся тоном, – а вечером не смог отказаться. И вот наказание.
– В твоих материалах, по-моему, не было ни слова об огнестрельных ранениях?
– Ни слова. Но я звонил в Бурос. Говорил с каким-то очень приветливым парнем. Он все время смеялся.
– Интендант Олауссон?
– Точно. Я не говорил, что ты здесь, только спросил, что ему известно о пулевых ранениях Герберта Молина. Оказалось, ничего. И я сделал очень простой вывод.
– Что это произошло до того, как он стал полицейским?
– Задолго. До того, как он работал в Алингсосе. Управление охраны порядка передало все свои архивы и личные акты полиции, то есть на тот момент, когда Герберт Молин перешел на службу Его Величества, все эти данные должны были его сопровождать.
– Значит, ранения он получил в армии.
– Примерно так и я рассуждаю. Но военные архивы не слишком доступны. Мы рассчитываем, конечно, получить ответ, но это займет время. И надо заранее подумать – а что, если ответ будет отрицательным? Если он был ранен не на военной службе?
Джузеппе замолчал.
– Это меняет картину? – спросил Стефан.
– Совершенно, – сказал Джузеппе, – особенно если учесть, что у нас и картины-то никакой нет. Не думаю, что мы поймаем преступника в ближайшие дни. Мой опыт подсказывает, что с этим делом придется провозиться очень долго. Слишком глубоко надо копать. А ты как думаешь?
– Наверное, ты прав.
Джузеппе опять начал чихать.
– Я подумал, тебе это стоит знать, – сказал он, прочихавшись наконец, – завтра я среди прочего должен встретиться с дочерью Молина.