Возвращение: Тьма наступает (Сумерки)
Шрифт:
— Я попробую его вызвать, — сказала Мередит. — Но вообще, он в последнее время занимается своей наукой то на Тибете, то в Тимбукту, так что даже сообщения доходят до него с задержкой.
— Спасибо, — Стефану явно полегчало.
— Напоминаю, что мы должны отвезти Кэролайн, — хладнокровно сказала Мередит.
— Извини, что мы ее привели, — громко добавила Бонни, втайне надеясь, что Кэролайн услышит эти слова.
Потом они попрощались с Еленой, плохо представляя себе, что может произойти. Но Елена просто улыбнулась каждому и дотронулась до их рук.
То ли по счастливой
Мэтт высадил девушек у дома Бонни, где они в напряженных раздумьях провели остаток вечера. Когда Бонни засыпала, в ее голове звучала ругань Кэролайн.
Дорогой дневник!
Сегодня вечером что-то случится.
Я не умею ни говорить, ни писать, толком не помню, как печатать на клавиатуре, но я посылаю свои мысли Стефану, а он их записывает. У нас нет секретов друг от друга.
Итак, теперь это мой дневник. И...
Сегодня утром я опять проснулась. Я опять проснулась! За окном опять было лето, и все было зеленым. Нарциссы все в цвету. Еще у меня были гости. Я плохо понимаю, что это за люди, но у трех из них цвета сильные и яркие. Я их поцеловала, чтобы больше уже никогда не забыть.
Четвертая была другой. Я видела только грязный цвет и черные полоски. Мне пришлось пустить в ход сильные заклинания белой магии, чтобы она не привела в комнату Стефана темных существ.
Я засыпаю. Я хочу быть со Стефаном, хочу чувствовать, как он меня обнимает. Я люблю Стефана. Я готова сделать что угодно, только бы всегда быть с ним. Он спрашивает: даже летать перестанешь? Даже летать перестану, лишь бы быть рядом с ним и защитить его от любых опасностей. Пожертвую чем угодно, только бы защитить его. Даже жизнью.
А теперь я хочу к нему.
Елена
А Стефану очень неловко, что он пишет в дневнике Елены, но он должен кое-что добавить — вдруг ей когда-нибудь захочется это прочитать, чтобы все вспомнить.
Я записываю ее мысли в виде предложений, но поступали они ко мне не так. Я бы сказал, что они поступали в виде отдельных фрагментов-мыслей. Вампиры привыкают переводить повседневные мысли людей в цельные предложения, но мысли Елены нуждаются в иной расшифровке. Обычно они представляют собой яркие картинки с вкраплениями одного двух слов.
«Четвертая», о которой она говорит, — это Кэролайн Форбс. Насколько я знаю, Елена знакома с Кэролайн почти с пеленок. Что меня смутило: сегодня Кэролайн пыталась причинить ей вред чуть ли не всеми возможными способами, но, тем не менее, читая разум Елены, я не обнаружил там не только никаких злых чувств, но даже обиды. Чтение такого разума вызывает едва ли не страх.
И
И — самое главное — что нам с этим делать? Стефан, которого оттаскивают от компьютера.
8
Стрелки старомодных часов показывали три ночи, когда Мередит неожиданно проснулась от беспокойного сна.
И тут же закусила губу, чтобы не заорать. Над ней склонилось перевернутое лицо. Последнее, что Мередит помнила перед тем, как уснуть, — как она лежала на спине в спальном мешке и разговаривала с Бонни про Алариха.
И вот теперь Бонни нависала над ней, только лицо ее было перевернуто, а глаза закрыты. Она стояла на коленях у подушки Мередит, и их носы едва не соприкасались. Добавим к этому странную бледность ее щек и быстрое теплое дыхание, щекотавшее лоб Мередит, — и любой — любой, настойчиво твердила себе Мередит, — был бы обречен на то, чтобы вскрикнуть.
Мередит глядела в полумраке на эти жуткие закрытые глаза и ждала, когда Бонни что-нибудь скажет.
Но Бонни села, потом встала, а потом, двигаясь спиной вперед, идеально ловко дошла до стола, где заряжался мобильник Мередит, и взяла его в руки. Видимо она включила встроенную видеокамеру — по крайней мере, она открыла рот и стала жестикулировать и что-то говорить.
Это было невыносимо жутко. Не было никаких сомнений в том, что доносится из уст Бонни. Это была речь, звучащая задом наперед. Непонятные звуки, то гортанные, то высокие, складывались в ритмический рисунок, который все знают по фильмам ужасов. Но говорить так специально... никто, никакой человеческий разум на это не способен. У Мередит появилось странное ощущение, что это какое-то существо пытается дотянуться до них своим сознанием, докричаться сквозь невообразимые измерения.
«Может быть, оно и живет задом наперед, — думала Мередит, пытаясь отвлечься, пока путающие звуки все лились и лились, — и ему кажется, что задом наперед живем мы. Может быть, мы с ним просто... не пересекаемся...»
Она поняла, что ее силы на исходе. Ей уже стало казаться, что она понимает смысл этих слов и даже целых фраз, произнесенных в обратном порядке, и там не было ничего приятного. Пожалуйста, ну пусть это прекратится, и прекратится немедленно.
Завывания, бормотания...
Лязгнув зубами, Бонни закрыла рот. Звуки оборвались. А потом, словно на видеозаписи, прокрученной задом наперед на замедленной скорости, она, пятясь, дошла до спального мешка, присела на корточки, заползла в мешок, положила голову на подушку — и за все это время ни разу не открыла глаз.
Мередит никогда не видела и не слышала ничего более страшного — а уж страшного Мередит видала и слышала немало.
И еще. Оставить запись до утра Мередит просто не могла, как не могла она, скажем, взлететь. По крайней мере, без посторонней помощи.