Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)

Никитин Юрий Александрович

Она похолодела. Его голос стал деловым, она словно воочию увидела сотни ядерных грибов, что растут над цветущими долинами США, над ее сказочно красивыми городами.

– Почему, – прошептали ее холодеющие в ужасе губы, – почему?

– Если на пальцах, то… не сдерживаемая идеологией, запретами людская масса по ту сторону океана легче других поддалась… реверсу.

– Ни фига себе на пальцах! Какому реверсу?

– Лапушка, – сказал он, извиняясь, – мне трудно это объяснить… Представь себе, идет ломка. Как после запоя… или когда наркотики уже

слабеют…

– После запоя тоже так?

– Да это одно и то же. Любой организм страшится разумности… И человеческий – тоже. Потому так инстинктивно тянется ко всему, что способно заглушить хоть на время: алкоголь, наркотики. А в каких это масштабах – достаточно посмотреть, сколько выпивается и выкуривается!.. Животные счастливы, ибо не знают той бездны страхов и неуверенности, что открывается перед мыслящим существом. Даже если это мыслящее – полуграмотный грузчик. У него свои сложности, свои страхи, которые исчезают, когда прикладывается к бутылке.

– Когда-то подсчитали, – сообщила она, – что человек в среднем мыслит четыре минуты в сутки. А остальное время пользуется бездумно готовыми алгоритмами. Ну, как иной раз едешь в транспорте не в ту сторону, потому что садишься привычно, бездумно, а сегодня надо было как раз в другую сторону. Так же пользуется готовыми шаблонами приветствий, улыбок, разговоров о погоде и здоровье…

– Это облегчает жизнь, – согласился он, – когда знаешь заранее, что тебе ответят и что ты ответишь… Это даже не шахматная партия, где наперед известны только первые ходы! Это дуэт на два голоса, когда всю песню знаешь до конца. Но в глубине этого лежит все то же стремление нашего организма обходиться без привлечения разума. Мол, вполне достаточно и того, что в подкорке!.. А то и в спинном мозге. Так что это хоть и не болезнь, но такая опасная леность ума и воли, что допустить распространение на весь мир – это погубить род людской. А я людей люблю, если честно. И за то, чтобы выжил весь организм, я готов язвочку прижечь каленым железом… Вон как Господь Бог прижег две язвочки по имени Содом и Гоморра, дабы зараза не расползлась по всему роду людскому!

Она сказала победно, вспомнив где-то прочитанную фразу:

– Любить человечество легко! Труднее любить отдельных людей!

– Ни фига, – возразил он. – Как раз отдельных проще. А человечество… Я бы его за тупость и лень… Эх! Но другого нет, увы. Приходится работать с этим.

Елена прерывисто вздохнула. Мрак насторожился:

– Что-то случилось?

– Да нет, – ответила она слабеньким голосом. И вздохнула. – Просто подумала…

Мрак погладил ее детское колено:

– О чем? Ты ни о чем не тревожься!.. И… давай чеши, чеши.

– Да я не о себе… Где мой Лохмач?.. Куда он делся, бедный? Он только с виду страшный, а так очень добрый и ласковый. Я его очень любила.

Она прерывисто вздохнула. Большие глаза стали печальными, заблестели влагой. Мрак в полном бессилии оглядывался по сторонам.

Олег сказал сердито:

– Мрак, что за трусость? Да скажи все. Или покажи.

Женщины

насторожились, смотрели то на Олега, то на Мрака. Мрак нахмурился:

– А ты сказал?

– У меня не было необходимости, – отпарировал Олег.

– Да? Так вот и у меня… по крайней мере острой, пока нет.

Олег покачал головой:

– Ты зря трясешься! На самом деле, этот мир все еще тот… древний. Это в прошлом веке прошла волна увлечения наукой, а сейчас снова везде гадалки, колдуны, экстрасенсы, шаманы… вся эта шушера, всех бы связал в одну кучу – да в самое глубокое место в море! Скажи, никто даже не удивится.

Мрак сказал язвительно:

– Да уж…

Юлия спросила настороженно:

– Мужчины, что у вас за тайны?

– Мрак засмущался, – ответил Олег. – Страшится Елену напугать. Дурень! Да ты ей таким еще больше понравишься.

Елена переводила непонимающий взгляд с одного на другого, наконец сказала решительно:

– Я не знаю, о чем вы говорите, но Мрак может мне сказать все… Это что-то очень неприятное? Сейчас сюда вломится его жена?

Мрак зарычал, но все ясно услышали в его рычании стон.

Олег сказал Мраку злорадно:

– Вот видишь?

Елена спросила Олега:

– Я что-то не то сказала?

– То, – заверил Олег. – Самое то! Лучше не сказать.

Мрак нехотя, борясь с собой, поднялся с ее колен. Вздохнул, отошел на пару шагов. Лицо его стало землистого цвета, он посмотрел на Елену долгим взглядом, из груди вырвался тяжелый вздох, похожий на стон раненого зверя.

– Давай, – сказал Олег настойчиво.

Мрак метнул на него злобный взгляд. Елена ахнула, сделала движение броситься к Мраку, ибо он вдруг просто рухнул на землю.

Елена все-таки вскочила, под ногами дрогнуло от тяжелого удара. Мрак скрючился, застонал, руки и ноги подтянул под себя, словно прятал их от огня…

Через мгновение из груды одежды поднялся огромный черный пес. Елена мгновение стояла, оторопев, затем с радостным воплем: «Лохмач! Ты нашелся!» – бросилась к нему, упала на колени, обхватила за шею, запустила пальцы в густую черную шерсть, прижималась к его огромной, как башня танка, голове.

Елена отшатнулась, Олег ухватил ее в объятия, придержал, успокаивая. Черный пес нерешительно лизнул Елене руку, а затем, расхрабрившись, лицо. Она счастливо смеялась, теребила, щупала, целовала в морду, тоже лизнула в нос, пес неуклюже уворачивался, она верещала и хватала его за уши…

…как вдруг ее руки отпрянули, а глаза стали медленно округляться. За ее спиной Олег повернул Юлию к себе лицом, сказал настойчиво:

– Мрак, для начала довольно.

Пес упал на пол точно так, как падал Мрак, пол загудел, словно рухнул шкаф. Дыхание остановилось в груди Елены.

С пола поднялся… Мрак. Он торопливо схватил брюки, надел, от спешки не попадая голыми ногами в ботинки, человеческие пальцы спешно застегнули кожаный пояс.

– Лена, – проговорил он тихо. – Я дурак, мне так делать не следовало…