Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная (сборник)
Шрифт:
– Вот взгляните-ка, – сказал командир батальона. – Хорошенькое впечатление это произведет на тех, кто разместится здесь после нас.
– Да, ужасное, – ответил я.
– Позор. Распорядитесь, чтобы все было сожжено, прежде чем покинете лагерь.
– Слушаюсь, сэр. Старшина, пошлите солдата к пулеметчикам, пусть передаст капитану Брауну, что командир батальона приказал очистить эту канаву.
Как примет полковник мою отповедь, мне было неясно; ему самому, очевидно, тоже. С минуту он постоял в нерешительности, ковыряя тросточкой отбросы в канаве, затем повернулся на каблуках и ушел.
– Напрасно вы это,
– Это не наша свалка.
– Так-то оно так, сэр, да ведь знаете, как получается. Если со старшим офицером раз не поладишь, он потом в чем-нибудь да на тебе отыграется.
Когда мы проходили маршем мимо сумасшедшего дома, три старика стояли за решеткой забора и бормотали что-то доброжелательное.
– Эгей, приятель, до скорой встречи!
– Ждите нас!
– Не скучайте, ребята, скоро увидимся! – кричали им солдаты.
Я шагал вместе с Хупером впереди головного взвода.
– Имеете представление, куда нас?
– Ни малейшего.
– Может, наконец туда?
– Нет.
– Опять, значит, ложная тревога?
– Да.
– А все говорят, туда едем. Сам не знаю, что и подумать. Глупо вроде как-то, вся эта муштра и волынка, если мы так никогда и не повоюем.
– Не волнуйтесь, время придет, на каждого с лихвой хватит.
– Да мне особенно-то много и не надо. Чтоб только можно было сказать, что был в деле.
На запасных путях нас дожидался состав из допотопных пассажирских вагонов; погрузкой распоряжался какой-то железнодорожный начальник; рабочая команда сносила последние вещмешки из грузовиков в багажные вагоны. Через полчаса мы были готовы и через час тронулись.
Трое моих взводных и я заняли отдельное купе. Они ели бутерброды и шоколад, курили, спали. Книги не нашлось ни у одного. Первые три или четыре часа они прочитывали названия городов, через которые мы проезжали, и высовывались из окна, когда поезд – что случалось довольно часто – останавливался в чистом поле. Потом и этот интерес у них пропал. В полдень и второй раз, когда стемнело, давали чуть теплое какао, его разливали из бидонов нам в кружки большим черпаком. Эшелон медленно тащился южной магистралью по плоской, унылой местности.
Основным событием дня была «оперативка» у батальонного командира. Приглашение мы получили через вестового и собрались у полковника в купе, где застали его самого и его адъютанта в касках и полной амуниции. Первыми его словами были:
– Здесь у нас оперативное совещание, и каждый обязан быть одет по всей форме. То обстоятельство, что в данный момент мы в поезде, значения не имеет. – Я подумал, что нас выгонят, но он обвел всех свирепым взглядом и заключил: – Прошу сесть.
– Лагерь оставлен в позорном состоянии. Повсюду, куда я ни заглядывал, обнаруживались доказательства дурного исполнения офицерами своего долга. Состояние, в каком оставляется лагерь, – это лучшая проверка деятельности ротных офицеров. Именно от этого зависит добрая слава батальона и его командира. И я, – действительно ли он сказал это, или я просто передаю словами то возмущение, которое выражали его голос и взгляд, наверное, он все-таки этого не сказал, – я не допущу, чтобы моя профессиональная репутация пострадала из-за расхлябанности отдельных временно служащих офицеров.
Мы
– Я прошу всего только добросовестного отношения.
Затем, развернув свои заметки, стал читать:
– «Приказ.
Обстановка. В настоящее время батальон перебрасывается из пункта А в пункт В. Переброска производится по крупной железнодорожной магистрали, представляющей опасность в отношении воздушных бомбардировок и химических атак со стороны противника.
Задача. Моя задача – прибыть в пункт В.
Средства. Эшелон прибывает к месту назначения около 23 часов 15 минут».
И так далее.
Самое неприятное содержалось в конце под рубрикой «Предписания». Третьей роте предписывалось по прибытии эшелона на место приступить двумя взводами к выгрузке батальонного имущества и переброске его на трех грузовиках, имеющих ожидать в пункте прибытия, в район нового расположения части; работу производить до завершения; третьему взводу обеспечить охрану временного полевого склада, а также выставить часовых по периметру нового лагеря.
– Вопросы есть?
– Можно будет получить дополнительно какао для рабочей команды?
– Нет. Еще вопросы?
Когда я рассказал о полученных распоряжениях своему старшине, он вздохнул:
– Бедная третья рота, опять нам досталось.
И я услышал в этих словах укор за то, что настроил против себя батальонного командира.
Я сообщил новость взводным.
– Н-да, – растерялся Хупер. – Перед ребятами неловко. Они жутко разозлятся. Что это он, где грязная работа, так обязательно нас назначает?
– Вы пойдете в охрану.
– Так-то оно так. Да как я найду в темноте периметр?
Наступил час затемнения, и вскоре нас опять побеспокоил вестовой, уныло пробиравшийся вдоль вагонов с трещоткой в руке. «Deuxieme service!» [1] – сострил кто-то из сержантов пообтесаннее.
– Нас обрызгивают жидким горчичным газом, – объявил я. – Немедленно закрыть все окна.
Затем я сел и написал аккуратненький рапорт о том, что жертв нет и ничего из ротного имущества не заражено и что мною выделены люди для проведения перед выгрузкой из эшелона наружной дегазации вагона. Как видно, батальонного это удовлетворило, потому что больше он нас не дергал. Когда совсем стемнело, мы уснули.
1
Вторая очередь! (фр.) – приглашение второй смены в вагон-ресторан. – Здесь и далее примеч. пер.
Наконец, с большим опозданием, мы прибыли на наш разъезд. Ради соблюдения военной тайны и в целях лучшей боевой подготовки нам надлежало сторониться платформ и вокзалов. Прыжки в темноте с подножки вагона на шлаковую насыпь повлекли за собой неизбежные беспорядки и увечья.
– Построиться на дороге под откосом! Капитан Райдер, третья рота, как всегда, не торопится.
– Да, сэр, у нас там кое-какие сложности с известью.
– С известью?
– Для наружной дегазации вагонов, сэр.