Возвращение в Эдем
Шрифт:
– Там что – плавают и тонут? – спросил Арнхвит, подметивший тоску в песне, но не понявший ее причины.
Надаске" быстро взглянул на мальчика и промолчал.
– Ты сыт? – спросил Керрик. – Если тебе надоела рыба, я принесу мяса… – и умолк, осознав, что самец не слышит его.
Арнхвит подбежал к Надаске" и дернул его за один из больших пальцев.
– Ты не допоешь песню?
Опустив голову, Надаске" промолвил:
– Это очень грустная песня… Не надо было мне начинать ее. – Высвободив палец из ладошки мальчика, иилане" посмотрел на Керрика. – С
Тоска мешала ему говорить, но смысл был понятен.
– Ты здесь потому, что мы с тобой эфенселе и я привел тебя сюда, – встревоженно ответил Керрик. – Не мог же я бросить тебя одного.
– Может быть, так было бы лучше. И я бы умер вслед за Имехеи. Два – это что-то, а один – ничто.
– Но мы-то здесь, Надаске". И мы трое – эфенбуру. Арнхвита нужно многому научить, и это можешь сделать только ты.
Надаске" шевельнулся и задумался над этими словами. Когда он заговорил, в его словах и жестах уже не было печали.
– Верно говоришь. Правда, эфенбуру очень маленькое, нас только трое, но это во сто крат лучше одиночества. Придется подумать и припомнить другую песню, повеселее. Должна быть и такая.
И он задвигался всем телом, вспоминая забытые слова…
Глава 13
Efendasi"esekeistaa belekefeneleiaa, deenkе"deedasorog beleksorop eedeninsu.
Дух Жизни, Эфенелейаа, есть высшая эйстаа Города Жизни, и мы его обитательницы.
Неторопливо шагая среди деревьев по залитой солнцем тропке, Энге наслаждалась покоем. Тяжелые испытания, перенесенные ею, ушли в прошлое, оставив воспоминания о жестокости и смерти. Настоящее было теплым и светлым, и будущее казалось лучезарным. И когда она вошла на амбесид, чувства эти отражались в ее походке и в движениях тела. И все, кто там был, обрадованно зашевелились.
– Разделяем твои мысли, Энге, – сказала Сатсат. – Мы видим, что они просто прекрасны.
– Не прекрасны, а просты. И пусть они согреют вас, как меня согрело солнце. Поглядев на город, я поняла, как далеко мы ушли. Подумайте – и разделите мою радость. Первой была Угуненапса, и она была в одиночестве. Она творила – и восемь принципов ее преобразили мир. Потом пришло время, когда иилане" поверили ее слову, но мало их было, и они потерпели за свою веру. Многие из наших сестер умерли. Были дни, когда всем нам казалось, что смерть неизбежна. Но вера в Угуненапсу не оставляла нас, и теперь мы живем в мире, созданном нашей верой.
Прекрасен наш город, и мы трудимся в ладу и согласии, а те, кто добивался нашей смерти, остались далеко и не ведают о нашем существовании. И, собравшись здесь этим утром, чтобы утвердить нашу веру, мы видим: все вокруг доказывает ее истинность. Между пальцами Угуненапсы обрели мы здесь мир и покой.
Все дружно обратили взгляды к месту эйстаа, и Энге подняла вверх два сомкнутых пальца.
– Мы все между ее пальцами, – произнесла
Такая церемония сложилась сама собой и очень нравилась сестрам. Те, кого избрали руководить городскими работами, каждое утро сходились на амбесид, чтобы обсудить планы на день. Это был привычный для всех городов иилане" ритуал. И хотя место эйстаа оставалось пустым, сестры собирались перед ним.
Как-то, услышав пересуды сестер на эту тему, Энге объяснила им, что место эйстаа вовсе не пусто, что это место Угуненапсы. Эфенелейаа, Дух Жизни, и есть истинная эйстаа нового города, которая незримо правит на амбесиде. Теперь, собираясь, сестры с уважением смотрели на пустовавшее возвышение, уже не являвшееся для них пустым.
Спокойный ход церемонии был нарушен возгласом Фар', привлекшим всеобщее внимание. Но прежде чем она успела заговорить, вмешалась Элем.
– Срочное дело, необходимость говорить первой. Урукето голоден. Я должна вывести его на несколько дней в океан, чтобы покормить.
– Отправляйся сегодня, как только мы закончим, – приказала Энге.
– Мое дело тоже важно, – возразила Фар'. – И его следует обсудить до отбытия урукето.
– Нет, – твердо ответила Элем, – здоровье и безопасность огромного существа требуют срочности и не допускают споров.
– Великолепное замечание. Мудрые слова, – вмешалась Амбаласи, медленно приближаясь к стоявшим на амбесиде. – Мне уже случалось отмечать, что расположенность к долгим спорам зачастую перевешивает потребности жизни.
Она прошла мимо и уселась на прогретую древесину места эйстаа, сделав вид, что не замечает сердитого ропота Дочерей. Она знала об их предрассудках и теперь наслаждалась, устроившись, образно говоря, на коленях Угуненапсы.
– Вот об этой неверной я и хотела вести речь, – вознегодовала Фар'.
Потрясенное молчание охватило присутствующих; гребень Амбаласи дернулся и налился кровью. Но, прежде чем она успела открыть рот, вмешалась Энге, стараясь предотвратить очередной поединок.
– Амбаласи вырастила этот город, и ему дано ее имя. Ты не имеешь права говорить с ней в столь оскорбительном тоне.
– Причин достаточно, – грубо ответила Фар'. – Я все взвесила. Не думайте, что я говорю в запальчивости. Дождливым днем вчерашнее солнце не греет – нечего превозносить прошлые победы перед лицом будущих неудач.
– Если в этих намеках скрывается хоть капля резона, выкладывай, – заговорила Амбаласи, сопровождая слова оскорбительными жестами. – Сомневаюсь, однако…
– Это верно. – Большие глаза Фар' вспыхнули гневом. – Ты во всем сомневаешься. Уселась перед нами на место Угуненапсы, хочешь показать, что считаешь себя выше ее. Куда тебе до нее. Ты действуешь против ее воли. Ты увезла отсюда сорогетсо, в которых она видела наше будущее!
– Сорогетсо, Дочь Противоречия, не принадлежат к числу сестер и не будут ими.
– Но ведь они были нашей надеждой. Их эфенбуру элининйил должны были породить новых Дочерей, но ты помешала…
– Первое истинное утверждение среди пустых слов!