Возвращение в «Кресты»
Шрифт:
По рядам урок пробежало оживление – невеселое, как перед боем.
– А тому, кто их подымет, знаешь, че будет? – со значением спросил меня Злой.
– Знаю, – твердо ответил я и, опережая следующий вопрос, ответил: – Я и пойду.
Час спустя я подошел к двери и несколько раз постучал, широко размахиваясь кулаком. Гулкий звук разносился по коридору за дверью, как по трубе. За моей спиной камера затаила дыхание и ждала развития событий. Мне подумалось, что я похож на укротителя или на фокусника в цирке.
Прошло несколько минут, но ничего не было
– Что за шум?! – спросил кто-то из них.
– У нас тут человек умер, – сказал я.
– Челове-ек? У-уме-ер? – издевательски протянул голос. – Фамилия человека?
– Фамилия?.. – Вопрос застал меня врасплох; я обернулся к стене зеков позади себя: – Кто-нибудь знает, как зовут… как звали Бахву?
Ответом было глухое молчание.
– Бахва его здесь звали. А как по-вольному, никто не знает, – ответил я.
– А! Вот так, да? – глумливо продолжал тот же вертухай. – Пахан помер, а как звать не зна-аем… Задницу лизали, а фамилию не спроси-или…
За дверью раздался взрыв хохота. Судя по топоту и смеху, за дверью было человек десять. Интересно, чего примчались, как на парад? Будто заранее ждали. Или уже успели вызвать караул?
Я понимал, что меня провоцируют намеренно. Иначе эти дурацкие перекрикивания через дверь никак объяснить невозможно. И понимал, что своим ответом я подставляю не только себя, но и всю хату. Но оставить без последствий такое мусорское хамство не мог. Честь умершего друга требовала защиты. Кровь ударила в голову, это несомненно, но то, что я сказал в следующий момент, я сказал абсолютно сознательно. Прекрасно сознавая возможные последствия.
– А твоим поганым языком и парашу-то чистить нельзя, не то что кому-то зад лизать! – громко и внятно, с нескрываемым презрением в голосе произнес я сквозь закрытую дверь.
Это прозвучало, словно заклинание Али-Бабы: в коридоре воцарилась предгрозовая тишина, затем щелкнул замок, и железная дверь с грохотом распахнулась! В следующее мгновение в камеру ворвались мусора с дубинами, в бронежилетах и касках. С громкими криками, матерясь, ринулись они в толпу безмолвных зеков, угрожающе размахивая дубинами.
Но один из мусоров не побежал с остальными, а остановился передо мной. На нем были погоны то ли прапора, то ли сверчка – под бронежилетом было не рассмотреть. Маленькие, близко посаженные глазки зло смотрели из-под низко надвинутой каски. Эту рыжемордую образину я видел в первый раз. И встретились мы явно не в добрый час: мусор стоял в агрессивной позе, на полусогнутых, прикрываясь от меня щитом и с дубинкой наготове.
Он выбирал место, куда бы ему ударить дубинкой. Чтобы побольней, а желательно, чтобы еще и поломать что-нибудь. Мы оба были настороже. Я решил биться. А мусор бить. Для мента бить или не бить – не вопрос: он резко замахнулся и…
И в этот момент раздалась хлесткая команда:
– От-ставить!
Позади рыжемордого вертухая стоял офицер. Бледный, как смерть, с прозрачными водянистыми глазами.
– Отставить, – повторил он уже спокойнее, затем обратился ко мне: – Фамилия!
Я на несколько секунд замешкался, затем решил представиться именем, которое мне все время пытались здесь навязать:
– Разин, – подумал и добавил: – Константин Александрович.
– Ах, вот как… Ра-азин! Тот са-амый! – издевательским тоном отреагировал офицер на мои слова, и я узнал этот голос; вблизи он звучал еще неприятнее, чем через дверь: – Значит, все же способны к обучению – да, Разин? У вас результаты даже лучше, чем у мартышки. Меньше чем за месяц выучили собственное имя! Поразительная сообразительность! Чему еще вы успели научиться за время вашего содержательного пребывания в следственном изоляторе? Может, продемонстрируете?
Рыжемордый мусор осклабился под каской, в ряду передних зубов блеснула золотая фикса. За моей спиной, в камере, судя по звукам, начался шмон, которого ожидали. Очень хотелось поглядеть, что же там происходит, но отворачиваться от стоящих передо мной ментов было опасно.
– У нас в камере только что скончался заключенный, – напомнил я.
– С этим мы разберемся, – ответил офицер и снова начал задавать свои странные вопросы: – Вы не ответили на мое предложение. Так как? Покажете мне, каким новым штукам вы здесь научились?
На какое-то мгновение ему удалось добиться своего – я снова чуть не потерял самообладание. Но быстро взял себя в руки. Водянистые холодные глаза на бледном офицерском лице следили за мной неотрывно. Пронзительный взгляд фиксировал каждое мое движение, я почувствовал себя мухой под микроскопом. Но тут же стряхнул наваждение.
– Вы, гражданин начальник, ничего не путаете? – спросил я.
– В смысле?
– Вы не в цирке, – доверительным тоном сообщил я ему.
Я рассчитывал разозлить бледнолицего, вывести его из себя. Но не тут то было!
Офицер, с издевкой бросил:
– А где? Какие у вас мысли на этот счет? Поделитесь.
– В «Крестах», – сообщил я. – В следственном изоляторе.
– Интересное наблюдение, – одобрил бледнолицый. – И чем же вам здесь не цирк?
Теперь уже я не знал, что ему сказать.
Жестом факира-иллюзиониста он указал куда-то за мою спину. Мне было очень интересно, что же у меня за спиной такого, что эта эсэсовская сволочь считает цирком. Но поворачиваться не стал. Именно потому, что эсэсовская сволочь очень этого хотела.
– По мне, так здесь гораздо веселее! – продолжал офицер, недобро улыбнувшись одними губами. – Правда, есть один нюанс. Возможность веселиться зависит от того, в каком качестве здесь находишься. У меня таких возможностей несравнимо больше, чем у вас. Надеюсь, вы не станете с этим спорить.
Тонкие губы снова растянулись в улыбке. На несколько секунд. Затем выражение лица снова стало безразличным, как у куклы. Глаза его при этих ужимках не отрывались от моего лица и не меняли выражения.