Возвращение в «Кресты»
Шрифт:
– Хотите повеселиться? – неожиданно спросил офицер. – Хотите, по глазам вижу, что хотите! Вы ведь тоже любите ситуации выстраивать, правда? Я вас понимаю, как художник художника. И как художник художнику хочу сделать вам сюрприз. Пойдемте, – сказал он, обратившись ко мне, затем махнул головой рыжемордому, четко повернулся на каблуках и вышел из камеры в коридор.
Рыжемордый ткнул дубинкой мне в спину, недвусмысленно показывая, куда следовать. Но на всякий случай продублировал свои действия вслух:
– Давай!
Я выполнил команду и, выходя в коридор, порадовался своей предусмотрительности: хитро упакованная бритва была спрятана во рту.
– Стоять! Руки на стену!
– Ну, вот и пришли, – почти ласково сказал бледнолицый, – Вот место, где и вы, гражданин Разин, сможете повеселиться. Наконец, – он сделал паузу, подчеркнув последнее слово, затем поднял он свой тонкий палец. – Но есть один нюанс! Не на свой конец. На чужой. И не на один. Так уж устроен наш цирк, гражданин Разин!
Я понял, что предчувствие не обмануло: меня привели-таки в пресс-хату! И снова поблагодарил свою счастливую звезду и свое звериное чутье, которому всегда старался доверять. Именно оно сказало: перед тем как пойти мусорам Бахву объявлять, приготовь-ка ты, брат-Знахарь, режущий предмет! Да схорони его понадежней, потому что между пальцами прятать уже не прокатит! И хорошо, что оказался рядом Злой, человек матерый и многое видавший. Да с фантазией к тому же. Он-то и предложил спрятать бритву во рту. При всей странности – на первый взгляд – этого предложения, оно оказалось вполне работающим.
Половинку бритвы надломили особым образом, так что получалось короткое, но очень острое (как бритва) лезвие, похожее на сапожный нож. Этот маленький сапожный ножик Злой ловко упаковал в фольгу от жевательной резинки. Порезаться запакованным лезвием было нереально. Поэтому не составляло труда укрыть лезвие во рту, где искать его вряд ли бы стали. А стоило с него сдернуть специальным образом сложенную фольгу, и стальной коготь можно было пускать в дело. Я не одну пачку жвачек извел, отрабатывая эту простую, в сущности, манипуляцию. И в своем странном оружии был теперь уверен.
Ситуацию мы со Злым просчитали правильно. Возле пресс-хаты меня принял другой вертухай, местный. Холененький такой, чистенький и с характерными манерами. Сразу было видно: человек на своем месте!
Холененький вертухай дело свое знал. Обшмонал меня всего, с ног до головы. Проверили даже, не спрятал ли я чего между пальцами ног. Заглянули, само собой, и в рот. Потребовали поднять язык, я поднял. Вертухай посмотрел и плюнул с видимым сожалением:
– Нет там ни фига… А зубы-то хорошие! Дорогие небось?
Я пожал плечами.
– Ну ладна, красавчи-ик, – сказал вертухай таким тоном, каким голубые разговаривают обычно в анекдотах, – паке-едова!
Каким-то своим особенным сигналом постучал он в дверь, выкрашенную, само собой, голубым цветом. Потом открыл замок и проворковал в пахнувшую какими-то удушливыми духами камеру:
– Мальчики! К вам новенький! Прошу любить как следует! А жаловать – уж как сами сговоритесь!
Он вопросительно повернулся к бледнолицему:
– Товарищ капитан?
– Молодец, Панин! – похвалил бледнолицый капитан вертухая. – Умеешь ты человека настроить на безудержное веселье! Даже и добавить нечего.
– Ну что ж… – повернулся он ко мне, осмотрел с ног до головы, видимо, остался доволен, одобрительно качнул головой и сказал:
– Повеселиться вам как следует!
После этого он, казалось, потерял ко мне всякий интерес. Повернулся на каблуках и гулко пошагал прочь, на ходу бросив Панину:
– Давай, малыш…
Но «дал» не малыш. В спину меня непочтительно, но очень действенно подтолкнул рыжемордый верзила, который привел меня сюда. Я влетел в полумрак чужой камеры…
Здесь тоже было, «как тогда». Ничего другого ожидать не приходилось. Да я и не видел ее толком в первый раз. Рассматривать камеру и ее обитателей времени не было. В тот раз я успел взрезать себе брюхо еще до того, как подошли местные амбалы. Иначе, как сказал Бахва, шансов у меня не было никаких.
…Шансов никаких у меня не было и сейчас. Сука-вертухай своим условным стуком предупредил о моем появлении. И меня ждали…
В который уже раз у меня возникло ощущение, что всю мою предыдущую ходку разобрали и изучили до последнего винтика. Поэтому пытаться по второму разу проскочить с теми же фишками было без мазы. Как с лезвием, так и с остальным…
…Ждали сразу за дверями. Двое. Ловко, без слов, подхватили под белы рученьки и повлекли внутрь. Хоть меня и обыскали, а веры все одно не было. Значит, знают, с кем имеют дело, сучьи дети!!! Надо же, где осенило! Местечко подходящее, и ситуевина в самый, девки, раз… для откровений! Раз точно знают, где искать и что я стану делать, – значит, все ОНИ знают! Вот только они – это кто?
«Ладно, потом об этом подумаем. Если будет кому…» Не очень оптимистично, прямо скажем. Двое накачанных юношей выволокли меня на середину «поляны» и там отпустили. Оба они были крашеными блондинами и оба голые по пояс. С первого взгляда можно было принять их за близнецов.
Поляной здесь было незанятое пространство между дверями и шконками. Обитатели… Я даже не знал, как их для себя определить. Но не «братва», это точно. В общем, все остальные подошли от шконок и стали полукругом напротив. Разглядывали вновь прибывшего оценивающе, бесстыдно ощупывая взглядами. Я почувствовал себя куском мяса перед стаей голодных собак. И еще подумал о том, как трудно живется симпатичной женщине в мужском коллективе…
Как и в прошлый раз, откуда-то из глубины камеры звучала музыка. Что-то ненавязчивое.