Возвращение в Рим
Шрифт:
– Нам не надо покупать слонов и лошадей. Боги сами приводят их к нам, – ответил жрец. – Но я возьму его как память о тебе. Благодарю тебя!
К повозке они подошли, когда стражники уже поднимали решётку и лошади сделали первый шаг. Караульные находились с той стороны повозки, и им не было видно, кто находится здесь. Лаций сразу шагнул к борту, стараясь ссутулиться и опустить голову, чтобы выглядеть ниже. Он наделся, что тогда его не заметят из-за нагруженной до верху поклажи. Его замысел удался.
– Жрец? Ты куда? – недовольно буркнул один из караульных, увидев Апама. Тот подошёл к задней части повозки и положил руку на один из мешков.
– Проводить дары богам, – тихо произнёс он и наклонил голову. – Мы совершаем обряд, – он склонил голову на грудь, и стражник, увидев посыпанное пеплом лицо, что-то пробубнил и отошёл к стене. На лавке сидели трое сонных товарищей, которые ждали, пока лошади
– Стой, стой! – это был голос Патьи. Он бежал за повозкой. Надо было что-то срочно делать. Сначала Лаций хотел забраться внутрь, однако времени уже не было. Ему пришлось присесть и спрятаться снизу. Там были всего две оси и одна доска над головой. За неё можно было схватиться руками. Выхода не было, надо было спасаться хотя бы так. Рядом послышались тихие шаги. – Возьми вот это и положи в левую лодку. Ты слышишь? – молодой грек обращался к вознице, который, судя по всему, тоже был в полусонном состоянии. – Не перепутай, понял? В левую, – он что-то положил в повозку и отошёл назад. – Апам? Что ты тут делаешь? – в голосе Патьи послышалось удивление.
– Молюсь Шиве. Здесь тихо, – кротко ответил тот. – Завтра день проводов умерших.
– Да, ты прав, – согласился молодой грек. – Ну давай, пошёл, пошёл! – крикнул он вознице, и повозка, раскачиваясь из стороны в сторону, заскрипела по каменистой дороге.
Лацию ничего не оставалось, как зацепиться руками за палку на дне. Спина лежала на передней оси, и он прекрасно понимал, что долго так не продержится. Руки ныли и постоянно срывались. Надо было соскользнуть на землю и уйти к реке или забрать лошадь у возницы. Однако здравый смысл подсказывал, что лучше держаться за телегу как можно дольше. Ночью найти дорогу было невозможно. Пришлось терпеть, стиснув зубы, хотя ноющие кисти рук говорили о том, что ему не продержаться и ста шагов. Боги за этот день помогли ему уже не раз, но новые руки они дать не могли.
Повозка скрипела и, казалось, ехала на край света. Лаций терпел, сколько мог, кусая губы и толкаясь ногами в землю, перехватывая руки, упираясь в косую палку сбоку, но силы были на исходе. В тот момент, когда пальцы уже готовы были разжаться навсегда, лошади вдруг остановились и возница спустился на землю. Лаций медленно выполз из-под повозки и какое-то время сидел, облокотившись на колесо. Дорога в этом месте была мокрая, и лошадям тяжело было тащить по ней такой груз. Наверное, их хозяин пошёл посмотреть, как объехать видневшуюся вдали большую лужу. Привстав, Лаций опёрся сзади на край повозки, и в это время послышались шаги возвращавшегося возницы. Руки сами потянулись к крайнему мешку. Пока повозка скрипела и чавкала в грязи старыми колёсами, ему удалось стащить ещё три мешка. Теперь можно было лечь с краю и прикрыться сверху какой-нибудь другой поклажей. Самое трудное оказалось забраться на задний борт. Когда это удалось, Лаций постарался свернуться калачиком и осторожно натянул на себя несколько ближайших тюков. Под мерное качание и равномерный скрип колёс он вскоре забылся тяжёлым сном, хотя старался сопротивляться до последнего.
Разбудила его тишина. С одной стороны в плечо давил жёсткий борт повозки, а с другой приятно грели мягкие мешки. Он лежал всё на том же месте и ничего не слышал. И поначалу не мог даже пошевелиться. Всё тело ныло, как будто по нему несколько раз прокатился огромный каменный шар, переломав кости, как пёрышко. Губы рассохлись и потрескались. Облизать их не получалось, потому что язык одеревенел, высох и тоже не шевелился. После недолгих мучительных усилий ему удалось выбраться из-под тюков и вдохнуть воздух полной грудью. Вверху, в лёгкой утренней дымке виднелось полупрозрачное небо. Выбираться из тёплой повозки не хотелось. В воздухе пахло тухлой рыбой и мокрой травой. Лаций лежал и прислушивался к окружающим звукам, стараясь услышать хоть какой-то звук. В конце концов он собрался с силами и выглянул из-за края. Открывшаяся картина одновременно испугала его и порадовала: повозка стояла у изгиба широкой реки. Дорога к воде была выложена брёвнами. Значит, этим местом пользовались часто. У берега виднелся узкий длинный мостик. Судя по всему, хозяин мешков собирался плыть с товаром по реке или, по крайней мере, переправиться на ту сторону. Значит, Апам не обманул. Пора было спускаться на землю. Но рядом были лошади. Они могли испугаться. Надо было делать всё очень медленно. Он осторожно перевалился через край и затаил дыхание. Животные молчали. Это был хороший знак. Лаций медленно высунул голову из-за угла повозки и от удивления сначала замер, а потом с облегчением
Проглотив слюну, Лаций жадно впился зубами в бок рыбы и закрыл глаза. Удовольствие заставило его на время забыть даже о боли. Есть, есть и жевать… Жевать и медленно глотать – какое это было наслаждение! Он блаженствовал. «О боги, как же эти варвары всё-таки умеют готовить рыбу!» – подумал он. Их травы придавали любой еде особенный вкус, и он вспомнил, как во дворце раджи задолго до начала трапезы по двору всегда расползался слабый запах дыма, перемешанный со сладким ароматом готовящегося в травах мяса. В эти моменты в животе всегда непроизвольно возникало острое чувство голода, а рот обильно заполнялся слюной.
Последний кусок рыбы исчез во рту, и только теперь он обратил внимание, что ему ужасно мешает узкая рубашка жреца. Вскоре она полетела в кусты. Он поднялся и вышел к мостику. В одних штанах было прохладно. Лаций зябко поёжился и устало направился к лодкам. Первая оказалась довольно широкой. В ней могли переправиться человек пять или даже десять. Прямо к её борту была жёстко прикреплена вторая лодка – такая же широкая и большая. Они доверху были заполнены венками и какими-то мешками. На вид небольшими, но довольно тяжёлыми. Сверху они были прикрыты вязанками с хворостом. Лаций поспешил к другой паре лодок. Но и в них было то же самое. С берега донеслись голоса и стук копыт. Надо было срочно прятаться. Оставалось только перешагнуть через борт ближайшей лодки и спрятаться на носу под большой кучей верёвок и веток. Затаив дыхание, он замер. Теперь уже хорошо было слышно, что к берегу подъехали всадники. Около пяти человек. До него доносились их приглушённые голоса, и было ясно, что рано или поздно они подойдут к лодкам. Когда со стороны берега раздался тихий скрип досок и послышались шаркающие шаги, он набрал в грудь воздух и закрыл глаза, моля Нокса спрятать его в лёгком тумане наступающего утра.
Глава 14
Первый мешок упал прямо на грудь, второй – на живот, третий – на голову… Сухой хворост, под которым он прятался, трещал и ломался под их тяжестью. Мелкие ветки и сучки впивались в тело и шею, но он не шевелился. В лодки грузили трупы! Лаций вспомнил слова жреца о дне проводов мёртвых. Ему оставалось только благодарить богов за то, что его не обнаружили. На дне было много застоявшейся тухлой воды, в которую его тело буквально вдавило тяжестью мешков. Все штаны намокли, вода доходила до груди, и только лицо ещё было над поверхностью этой зловонной жижи, в которой плавали щепки, трава, цветы, дохлые насекомые и куски верёвок. Скользкие доски настила, под который он попытался осторожно засунуть ноги и часть туловища, теперь уже касались лица, прилипая иногда к щекам, дрожа и чавкая под весом качавшихся на корме мешков.
Когда через одну из щелей пробился солнечный луч, всё затихло. С берега ещё какое-то время доносились голоса, но потом и они исчезли. Вскоре послышался скрип колёс подъезжавших повозок, и в воздухе раздался звонкий, гулкий удар. Потом другой. Невероятно громко заныли длинные трубы из рогов горных баранов, которые обычно оповещали горожан о появлении раджи, и, услышав их, Лаций понял, что сюда зачем-то едет сам Синг Бугхараджа. Трубы ещё долго тянули свою заунывную песню, пока им на смену не пришли стоны и плач женщин. Всё это сопровождалось короткими, отрывистыми выкриками мужчин, скорей всего, стражников. Потом голоса переместились к лодкам, те снова закачались, и стало слышно, как внутри ходят люди. Кто-то невдалеке затянул монотонную песню, плач сменился завываниями, которые вдруг стали резко обрываться одно за одним. Где-то очень далеко, наверное, на берегу, послышался голос раджи. С мостика снова зазвучал монотонный голос, и всё это закончилось резким толчком. Лодка поплыла, и за бортом послышался тихий плеск воды. Однако тишина наверху настораживала. Не было слышно ни стука вёсел в уключинах, ни криков надсмотрщиков. Если они отправляли трупы умерших по реке просто так, без присмотра, то это было невероятной удачей…