Возвращение Ворона

Хлебов Адам

У старосты бровь поползла к потолку. А по лицу расползалась гадкая улыбка

— Дополнительную ставку на бой? На коротышку? Слушаю, тебя отрок, на что ты ставишь? — обратился он к мне…

Глава 8

— Ставлю на то, что боярин Федор Жаботинский будет умолять коротышку, стоя на коленях, что бы тот пощадил его и сохранил жизнь.

Я сказал это очень дерзко, внятно выговаривая каждое слово.

Раздался громкий хохот мужиков,

сидевших за столами.

— Слышали? Умолял…хахахах, — заливались слезами некоторые из смеющихся.

Староста тоже смеялся до слез. Когда он успокоился от предложил мне коэффициент один к трёмстам.

Я, не раздумывая, положил на заклад еще несколько крупных серебряных монет.

Он попробовал монеты на подлинность зубами, и, убедившись, что они настоящие, принял мою ставку.

У него мелькнули сомнения, но видимо решив, что даже в случае проигрыша он выставит мелкого сопляка ни с чем за дверь, снова хищно улыбнулся и спросил:

— Желаешь еще ставить?

Я молча отрицательно покачал головой. Тогда он, удовлетворённо вздернув вверх подбородок, сообщил мне, что больше не держит меня.

Я кивнул и пошел в следующий кабак. Глупый староста даже и не подозревал, что я не собирался сам идти за выигрышем.

Все эти закладные расписки я намеревался передать Губе в счет уплаты за поместье. А уж он то был мастер вытрясать все до сухого остатка из таких богомерзких контор.

В следующем кабаке история повторилась.

Везде мою ставку принимали на ура, считая, что уже заработали на мне легкие деньги. Никому даже в голову не приходила мысль о том, что, хоть и малая, но вероятность проигрыша Жаботинского существует. Они ни хрена не знали об истории Давида и Голиафа.

Лишь один старик, в пустующем кабаке пытался отговорить меня от неминуемой потери денег. Предлагал отнести монеты домой родне, вместо того, чтобы просаживать их на ставках.

Посетовал, что возраст игроков лудоманов молодеет с каждым годом. И этот мир катится в тартарары.

Я очень проголодался и решил поесть в его трактире.

На копейку я заказал себе еды. Очень скоро старик принес мне огромные порции.

Я очень плотно поужинал.

Все, что я не сумел съесть, было убрано в котомку.

Я запомнил этот кабак и его закладную расписку отложил отдельно. Мне не хотелось, чтобы Васька разорял этого гостеприимного и сердобольного старика.

Наконец, я обошел достаточное количество кабаков для того, чтобы набрать нужную сумму.

Представлял какие будут лица у этих стяжателей, совершающих прикрытое воровство, когда за деньгами придут люди Васьки Губы.

Мне нужно было найти какое-то место для ночлега. Идти в монастырь к матушке я не хотел, так же, как и возвращаться в училище.

В

ночлежках появляться было опасно, потому что там меня могли найти агенты Жаботинского. Все владельцы ночлежек отчитывались о постояльцах в опричную службу при Великом Князе. Вдруг у моих врагов там связи?

Я был уверен, что меня разыскивают.

Поэтому решил найти какой-нибудь укромное место вдали от людских глаз, где я мог бы переночевать.

Таким местом могла служить «яма» — большой ров вокруг столицы. В «яме» ночевали ямщики, привозившие товар из близлежащих уездов и городов.

С другой стороны, если бы я искал беглеца подобного мне, то я начал бы с прочесывания «ямы»

Немного поразмыслив, я решил переночевать под большим мостом недалеко от Кремля. Добравшись до места, я понял, что не я один выбрал это временное убежище на ночь.

Под мостом уже расположились местные бездомные и бедолаги.

На меня никто не обратил внимания кроме, морщинистого мужика, предложившего блохастое одеяло в аренду на ночь за четверть копейки.

После того, как я отказался, он потерял ко мне всякий интерес.

Некоторые грелись у костра, другие лежали прямо на земле, сообразив себе постель из опавших листьев.

Несмотря на достаточно опустившуюся публику, под мостом было относительно чисто. Я не увидел куч мусора или остатков человеческой жизнедеятельности.

Моя персона не вызвала особого интереса.

Видимо двенадцатилетние бродяжки были в этом мире обычным явлением.

Я натаскал себе хвороста и пожухлой травы, благо этого добра в округе было навалом.

Соорудил себе импровизированный матрас, вытащил покрывало и улегся на свое ложе, подложив котомку себе под голову вместо подушки.

Надо было хитро завязать веревочные концы таким образом, чтобы никто не смог ночью вырвать или утянуть мой вещевой мешок.

Я закрепил шнурки вокруг запястья, спрятал за пазуху новый нож, купленный за грош. Это был хороший дорогой клинок, приятно умещающийся в моей ладони.

Он отлично подходил как для метания, так и для активной самообороны.

Им можно было резать хлеб, потрошить рыбу и птицу, освежёвывать туши, разделывать другую еду.

Клинком можно было проделывать отверстия в дереве, в толстой коже.

Одним словом, незаменимый инструмент для городского искателя приключений себе на мягкое место, коим я сейчас и являлся поневоле.

После того, как я прилег, я почувствовал сильную усталость.

Две женщины среднего возраста тихонько затянули старинную казацкую песню.

Я смотрел на желто-оранжевый огонь костра, догорающего у их ног, и почувствовал полную безмятежность и покой.

Как дома в детстве. Я не заметил, как мои веки сомкнулись