Возвращение желаний (рассказы)

Хургин Александр Зиновьевич

– Нога, там моя нога!

Качур хотел сделать вид, конечно, что ничего не услышал, и объяснения продолжил подробно и в логическом развитии, но на крик сбежались друзья придавленного и сбежалась его подруга. То ли жена, то ли невеста, короче одним словом - женщина. Сбежались и суету подняли на недосягаемую высоту. Женщина кричит:

– Дудко, сними, пожалуйста, ящики. Ради всего святого!

А Дудко кричит:

– Макашутин, помоги мне, будь добр.

И придавленный кричит "помогите". Громче и убедительнее остальных кричит, благим, как говорится, матом - даром, что вежливо и уважительно. А Качур на всех на них с интересом смотрит. И с интересом слушает их хаотичные крики об оказании срочной неотложной помощи пострадавшему. Стоя над схваткой хилых интеллигентов с ящиками большого веса. Это вместо того, чтобы работать, добывать свой нелегкий хлеб с маслом, сервисно обслуживая официантку из кафе с красивым названьем "У Кафки".

Она приехала за ходовым и прочим товаром, так как хозяйка кафе уже, как и прежде, гуляет, сожители и совладельцы - в смысле, компаньоны хозяйки - тоже гуляют, и больше прислать совершенно некого. Повар - дурак и тупица, у бармена - язва какой-то кишки, напарница не пользуется доверием в коллективе, таща все, что плохо лежит, и то, что лежит хорошо - тоже успешно таща. Причем у своих. Хозяйка ее обязательно вычислит, поймает и схватит за руку. Но пока этого не произошло, официантка сама напарницу потихоньку воспитывает - смоченным полотенцем, завязанным в морской узел. А сейчас она стоит, вздымая большую грудь, у машины и ждет, когда же эти бездельники, коих везде подавляющее большинство, загрузят ее в соответствии с предварительным заказом, хозяйкой заранее оплаченным. И думает она о них, о бездельниках, не по-женски плохо и нецензурно. Матом она о них думает, грубым, но справедливым. Да и не только о них. И не только сейчас. Она вообще так думает и мыслит, в такой языковой форме, постоянно. Что в трудную минуту жизни лишает ее возможности обратиться к Господу Богу с молитвой. Но вслух своих мыслей и дум официантка не высказывает. Практически никогда. На работе ей не положено высказываться по должности, а она почти всегда на работе. Или дома - спит, набираясь во сне сил. Да, вот во сне она иногда высказывает свои мысли. И именно в матерном выражении высказывает. Поэтому хорошо, что она уже месяца три одинокая - бой фрэнд ее последний услышал, как она во сне сказала "пошел ты на", воспользовался этим счастливым случаем и пошел навсегда. А то бы он ночью пугался, и дочь, если б она у нее была, тоже пугалась. Как пугаются муж Алины и их внутрибрачные дети, когда она задерживается допоздна и не приходит вовремя к ужину вследствие неизвестных тайных причин. Понятно, что они за нее пугаются и волнуются, и совершенно не знают, что думать, когда она все-таки приходит, счастливая, но довольная и, естественно, страшно усталая. Так что они просто ей верят. Как верят жене и матери, хранительнице очага. И еще они верят в то, что все будет прекрасно. Если не сию минуту, то в конце концов обязательно.

Но сегодня довольны и счастливы любимые дети Алины. И муж ее Петр Исидорович (тоже любимый) счастлив. И мать мужа Анна Васильевна Костюченко особенно, а также и в частности счастлива. И довольны они и счастливы, потому что Алина весь день с ними, и никуда уходить не стремится, и потому что собрались они в кои-то веки всей семьей и вышли в люди. Для того лишь собрались и вышли, чтобы сходить на склад и совершить там предпраздничные покупки. Но этого тоже для счастья с лихвой достаточно, так как это сплачивает, укрепляя семейные узы, и воздействует на внутреннее состояние семьи самым положительным, живительным образом.

К сожалению, Алина со своей семьей встретила здесь, на складе, Печенкина. Который тоже был с семьей. Только со своей. Случайно встретила. Не сговариваясь. Да и почему "к сожалению"? Без всякого сожаления она Печенкина встретила. Скорее, наоборот. Их семьи между собой знакомы еще слава Богу не были, и эта встреча прошла для них безнаказанно и никак не повлияла на их предпраздничное приподнятое настроение. Ни в лучшую сторону не повлияла, ни в худшую. А Алина и Печенкин повели себя так, будто видят друг друга впервые, и никак не обозначили своих тайных интимных связей на стороне:

– Простите, молодой человек, - спросила Алина у Печенкина, стоявшего в сыро-колбасном отделе к кассе прямо перед ней самой, - эта колбаса несоленая?

– Несоленая, - ответил Печенкин.
– Хотя я колбасу не ем.

– А как же без колбасы?
– спросила тогда Алина. И Печенкин ей ответил:

– Привычка, - и сказал: - Это без хлеба обойтись в жизни нельзя, без картошки тоже нельзя, а без колбасы можно довольно безболезненно обойтись. Тем более питаться колбасой в чистом виде - вредно для здоровья, и у меня, например, от нее давление.

Им, наверно, занятно было поговорить на глазах у всех многочисленных присутствующих, на виду у своих жен, мужей, детей и прочих ближайших родственников. Чтобы щекотнуть по нервам себе и друг другу ходя по краю и ощутить, что они знают то, чего не знает никто иной. Кроме, конечно, официантки, обслуживавшей их накануне и запомнившей им заказ одного голого кофе надолго и, может быть, на всю жизнь. Но официантка в данный момент пребывала вне поля их зрения и их не видела. Она видела их чуть раньше - они мелькнули поочередно, пройдя мимо нее и мимо ее микрогрузовика вглубь склада, в основной торгово-закупочный зал. Она еще подумала "вчера

эти вроде вместе в кафе сидеть приходили, вдвоем, кофе голый заказав, а сюда, на склад, раздельно пришли и в каких-то иных семейных составах". Она обязательно додумала бы эту странность и разобралась бы в несоответствии и его истоках, и возможно, сделала б вывод, что все люди не братья, а бляди, и верить нельзя никому - ни мужчинам, ни женщинам, - но тут грузчики наконец начали догружать крытый кузов ее "ГАЗели", и официантка все свое внимание переключила и сосредоточила на них и на их производственных действиях - она обязана была поставить на товаротранспортной накладной свою личную подпись и не ошибиться, чтоб не платить, покрывая убытки из своего кармана. Это главное - она должна была не дать себя обмануть ни на копейку. Грузчики на то и существуют, чтобы бесцеремонно кого-то обманывать. Экспедиторов, хозяев, поставщиков, покупателей и друг друга. Но она им не экспедитор и не хозяин, и вообще она им никто - ее вокруг пальца на мякине не проведешь. Она и сама любого провести способна, будучи человеком на своем месте. А они пускай интеллигентов делят на ноль и приводят к общему знаменателю. Их тут сегодня не меньше чем в академии наук или в опере собралось и сбежалось. В надежде сэкономить средства, которых у них не ахти, и при этом устроить себе полноценный праздник, чтоб как у людей, не хуже. К слову, почему официантка недолюбливала интеллигентов - не очень понятно, в сущности, интеллигенты это такие же люди, как и мы. Ну, или почти такие.

Басок загрузил три ящика симферопольской водки в кузов, прочел по слогам значок на груди официантки и спросил:

– А если я не хочу?

– Не хочешь - тогда не спрашивай, - ответила официантка.
– И не заговаривай зубы. Я, между прочим, считаю.

– Считать не вредно для ума, - сказал Басок и уступил мне рабочее место.

– Заигрываешь, - сказал я, - к девушке при исполнении?
– и поставил в кузов сок манго.

– Нет, - сказал Басок отвернувшись, чтобы сейчас же уйти, поскольку он и сам был при исполнении не меньше девушки.

– Что вы делаете сегодня вечером?
– спросил я не у Баска.

– Работаю, - ответила девушка.
– До утра.

Я хотел спросить было "кем?", но не спросил. Подумал - вдруг она оскорбится в лучших и иных чувствах. Или, быть может, обидится. А у меня не было желания никого сейчас обижать. Иногда я такому желанию бываю подвержен. Но нечасто и не на погрузке в родном складе. Поэтому я сказал официантке:

– Желаю успехов в труде до скончания ваших дней.

Официантка промолчала. Она считала ящики в столбик. А в ящиках она отрешенно считала все до одной бутылки - следя за степенью их наполнения, за грузчиками в целом и в частности за Шапеличем. От Шапелича всего можно ожидать неожиданно. И она ожидала. Интуитивным своим чутьем. Но он ее интуицию и ее чутье вероломно обманул - уйдя как пришел и откуда пришел. По-честному. И я ушел в склад - трудиться, перемещая грузы. И, занимаясь этим полезным перемещением, я говорил себе шепотом: "Ну надо же, какая грудь у девушки гиперболическая. Я думал, такая бывает лишь в американском кино в результате комбинированных съемок и компьютерной графики". И девушка как будто меня услышала, и ее ко мне потянуло сквозь складское пространство. Она преодолела расстояние, нас разделявшее, подошла и сказала:

– Эй, вы догрузите меня или нет?

– А где Шапелич с Баском?
– сказал я.
– Они ж вроде тебя заканчивали.

Девушка с грудью сказала:

– Они лелеют надежду, что я им буду платить. Но я платить им не буду. Я сяду и буду сидеть, - так мне сказала девушка, всколыхнув во мне грудью чувства. Еще сильнее, чем прежде.

И я сказал:

– Вы думаете, что раз мы грузчики, у нас нет ни стыда, ни чести, ни совести, а есть одна сила в мышцах?

– У нас есть все, - сказал проходивший мимо Коля из-под мешка с чипсами.

– Да, - сказал я и сказал: - Наш хозяин Петр Леонтьич Гойняк учит - что у нас тут не столько склад, сколько храм.

– Чего?
– сказала девушка.

– Торговли, - сказал я.
– Богиня была такая.
– И: - Пойдемте, - сказал, - я вас догружу бескорыстно, подчиняясь служебному долгу и рвению.

И еще я сказал, что никогда не встречал девушек с такой фантастической грудью в реальной прозаической жизни. Девушке мое восхищенье понравилось от начала до конца, и я предложил ей познакомиться как можно ближе. Вернее, так близко как только позволят ее прекрасная грудь, ее семейное положение и воспитание.

– Инна, - сказала девушка.
– Официантка кафе "У Кафки".

– Олег, - сказал я.
– Грузчик, но это ничего не значит.

Инна, очевидно, поняла меня не вполне и спросила, что я имею под этим спорным утверждением в виду, поскольку она считает, что грузчик и значит грузчик, мол, так ее учили в школе, и жизнь ее учила тому же. А я сказал, что под личиной рядового грузчика оптового склада во мне теплятся доброе сердце и недюжинный ум с незаконченным высшим образованием.