Возвращение Желтой Тени
Шрифт:
Моран и его приятель неотрывно смотрели на единственное остававшееся освещенным окно. Оно было весьма широким и выходило на большой каменный, украшенный скульптурами балкон. Во время предыдущих ночных вылазок в пустовавший тогда дворец, друзья обрели уверенность, что это, кстати, наиболее шикарно обставленная комната предназначалась для Тани Орлофф. Поэтому их задача сейчас состояла в том, чтобы проникнуть туда, что особого труда не составляло, учитывая многочисленные вьющиеся по фасаду декоративные растения.
— Оставайся-ка ты здесь, Билл, — решил Моран. — А я подберусь к окну и выясню, действительно ли эту комнату занимает Таня. При малейшей опасности предупреди меня, изображая уханье совы…
— Хорошо, командан, но постарайтесь
Боб смолчал. Столь же бесшумно, как и вышедший по своим ночным делам кот, он ступил на мостик, пересек его, прокрался до фасада дворца и стал медленно, используя малейший выступ на стене, взбираться вверх.
Подтянувшись в последний раз, Моран — по-прежнему бесшумно, по-кошачьи — взобрался на балкон и, пригнувшись, бросил взгляд в комнату, от которой его отделяли теперь лишь прозрачная занавеска, служившая одновременно подобием шторы и противокомариной сетки.
Помещение было просторным, обставлено со вкусом — наполовину европейским, наполовину восточным, то есть получилось нечто вроде смети двух стилей — классического индийского и Луи XV. В глубине виднелся альков, в котором стояла большая кровать с балдахином. Задернув ниспадавший полог, можно было вполне надежно уберечься от ночных насекомых.
Всего в нескольких метрах от окна в кресле стиля «бержер» сидела молодая женщина в элегантном пеньюаре из золотистого шелка. Она читала при свете высокого торшера из слоновой кости и оникса. Боб узнал её сразу: Таня Орлофф. Он даже вздрогнул от радости. Значит, Баллантайн и он не ошиблись в том, что она проживала именно в этой комнате.
Убедившись, что Таня одна, Боб приподнял занавеску и тихо произнес:
— Таня!.. Таня… Это я, Боб…
И тут же проскользнул вовнутрь.
Молодая женщина подняла голову. В первую минуту она не узнала Морана в его обличье портового бродяги и слегка забеспокоилась. Но затем её прекрасное лицо, в котором смешались изящество европейки и тонкость китаянки, засветилось радостью.
— Боб, — воскликнула она, откладывая книгу и вставая. — Я так и знала, что вы придете.
Она подошла к французу и прижалась к нему, как утопающий хватается за спасателя. Но Боб, рассмеявшись, нежно отодвинул её.
— Я, девочка, всегда прихожу, когда меня зовут, — весело пробросил он. — В Каннах я обнаружил ваше послание — если так можно назвать клочок бумаги! — и вот я здесь…
Взяв Таню за плечи, он вынудил её опять сесть, спросив:
— Что происходит?.. Что это за тайна?..
Черты молодой женщины исказились: появилось выражение осознания трагической важности развертывавшихся событий.
— Он вернулся, Боб! — выдохнула она глухо. — Он вернулся!..
Моран сделал вид, что ничего не понимает, хотя прекрасно схватил смысл сказанного. Он даже слишком хорошо представлял теперь ситуацию.
— Кто это он? — с невинным видом переспросил он.
— Он!.. Мой дядя… Месье Минг… — на одном дыхании произнесла Таня.
У Боба Морана вырвался смешок. Впрочем, прозвучал он довольно фальшиво, как надтреснутый колокол.
— Говорите, Минг?.. То есть Желтая Тень… Но вам же преотлично известно, милая девочка, что…
Она прервала его нетерпеливым жестом.
— Я знаю, что вы сейчас мне скажете, Боб… Но позвольте сначала все объяснить…
— Очень хорошо… Слушаю вас…
Таня Орлофф некоторое время помолчала, словно собираясь с мыслями, затем заговорила очень быстро, вполголоса, как если бы опасалась, что их разговор услышит кто-то третий.
— Вы, несомненно, помните тот вечер в Каннах, когда вы мне позвонили, и я пригласила вас вместе с Биллом в гости. Но буквально через пятнадцать минут последовал второй звонок. И тут я к своему ужасу узнала голос говорившего, который, кстати, никоим образом и не пытался скрыть, кто говорит. Напротив, он напомнил мне в ходе разговора одну маленькую деталь времени детства, о которой мог знать только мой дядюшка. Когда я ему заявила, что все считают его мертвым, он ответил, что так оно и было на самом деле, но что он сам себя воскресил. При этом добавил, что сейчас заедет за мной и увезет с собой, чтобы, как и раньше, я помогала бы ему добиваться тех целей, которые он поставил перед собой. Когда он положил трубку, я была сначала просто потрясена, а затем совсем запаниковала. Ни на секунду я не усомнилась в том, что это могла быть чья-то дурная шутка. Я даже не пыталась задумываться над тем, как это моему дяде удалось вернуться к жизни. Я думала только о том, что вот-вот явитесь вы и он, вместе. Поскольку ни вы, ни Билл ничего не подозревали о воскресении Минга, то я, естественно, сразу же представила себе, как он застанет вас обоих врасплох, а, возможно, и убьет даже раньше, чем вы успеете оказать хоть какое-то сопротивление. Ведь я знала, какую ненависть Минг питает к вам. Предупредить вас? Но как? Вы же не сказали, где остановились. К тому же, наверное, были уже в пути. Поэтому первым делом я решила помешать вам добраться до виллы. Мне было известно, что у вас «ягуар» спортивного типа. Я послала шесть своих самых надежных слуг, подробно описав им вашу машину и приказав любой ценой остановить вас, лишив возможности двигаться. Вам хорошо известно, что они блестяще справились с этой задачей. Тем временем, в резиденцию прибыл мой дядя. И тут я убедилась окончательно, что это был именно он, и никто другой. В прошлом мне не раз доводилось встречаться со многими его «двойниками». Но им никогда не удавалось ввести меня в заблуждение. Я слишком хорошо знала своего ужасного родственника, чтобы испытывать хотя бы малейшее сомнение насчет подлинности его личности. Можете представить охватившее меня в тот момент смятение и даже страх! Я видела тело погибшего месье Минга и никаких сомнений в том, что он умер у меня не было. Я присутствовала, когда помощники доктора Партриджа хоронили его. А тут — вот он, передо мной, живее и грознее, чем когда-либо…
Таня Орлофф остановилась и провела рукой по лбу, как это делают люди, внезапно проснувшиеся от страшного кошмара и пытающиеся поскорее от него избавиться. Затем она возобновила свой рассказ тусклым, невыразительным голосом:
— Я была слишком ошеломлена, чтобы суметь как-то противостоять дяде. Впрочем, он не преминул тут же подвергнуть меня воздействию своего гипнотического дара, от которого даже люди с сильной волей цепенеют, как птицы от взгляда змеи. Он потребовал, чтобы я отправилась с ним в Калькутту, чтобы помогать ему, как и прежде, в совершении чудовищных преступлений против человечества…
— Но ведь вы, наоборот, скорее сделали все возможное, чтобы сорвать его планы, — вставил Моран.
Таня, не обращая внимания на его реплику, продолжала:
— У меня все же достало самообладания понять, что только вы, кто уже одерживал верх над Желтой Тенью, сможете вырвать меня из этого нового рабства. За мной все время следили, но я все же улучила мгновение, нацарапала это слово «Калькутта» на клочке бумаги и подсунула его под вазу в столовой. Зная ваш дух отважного и смелого человека, я надеялась, что Билл и вы, удивившись моему столь внезапному отъезду, проникнете в виллу и, возможно, обнаружите эту записку. Вижу, что не ошиблась.
— Да, так оно и было, — подтвердил Боб. — Билл и я, мы действительно пробрались в дом и нашли там ваше послание. Только позвольте вам заявить, что по одному пункту вы все же дали себя провести, а именно, поверив, что перед вами был ваш дядюшка, живой и невредимый, а не лже-Минг, которым тот на самом деле являлся. Он не мог быть подлинным Желтой Тенью, потому что, мы точно знаем, что тот убит.
— Нет, это мой дядя, — скандируя слова, упорствовала Таня. — Я уверена, что это был он…
— Если вы до такой степени убеждены в этом, Таня, то каким образом объясните его воскрешение?