Возвращение. Части 1-3
Шрифт:
Обратно мы ехали на той же машине, только рядом с шофером сидел массивный Семен. Когда приехали, я сказал ему подождать, а сам с Люсей зашел в свою квартиру. Слава богу, сердечного приступа у мамы не случилось, но переволновалась она сильно. Дома был и отец.
— Все в порядке, — сказал я им. — Люся, звони скорее маме, а я сейчас освобожусь и тебя провожу.
Я взял ключ от сарая, сходил к нему и забрал свои тетради, лежавшие в старом портфеле.
— Держите, — отдал я открывшему дверцу Семену. — Прощайте.
Развернулся и ушел, не глядя на отъезжающую машину.
— Уехали? — спросила мама, встретившая меня в прихожей.
— Конечно, — ответил я. — Я же тебе говорил, что не стоит волноваться. А где Люся?
— Обедает на кухне, — сказала мама. — И ты мой руки и садись. Уже скоро
— Ты знаешь, нет, — ответил я, действительно не чувствуя голода. — Но за компанию все равно поем. Только буду есть одно первое.
Мама все приготовила и вышла с кухни.
— Почему-то совсем не хочется есть, — пожаловался я, проталкивая в себя суп.
— Это, наверное, от злости, — сказала Люся. — Я тебя никогда таким злым не видела.
— Просто стало обидно, — сказал я. — Ведь вроде все сделал, что мог, и ничего не потребовал взамен, а мне решили авансом показать мое место. Пусть это работа не самого Машерова, а его друга — уж не знаю, кто он там — все равно! И за тебя я сильно переволновался. Использовать тебя, чтобы управлять мной, это подло. Знавал я таких, как этот седой. В общем-то, в личном общении неплохие и даже порядочные люди, но в работе считают, что для достижения цели все средства хороши. И цели у них самые благородные. Пока их кто-нибудь направляет и держит в кулаке, они бывают очень полезны, но дай им волю, и мир умоется кровью. Доела? Давай я помою посуду.
— Оставьте посуду, я ее помою сама, — сказала заглянувшая на кухню мама, — Идите лучше к Люсе. Хоть она и позвонила, мама все равно волнуется.
— И как теперь будем жить? — спросила Люся, когда мы пролезли на ту сторону забора и пошли по пустырю.
— Счастливо! — ответил я. — С глаз долой — из сердца вон. Все, что можно, я сделал, пускай теперь корячатся другие. А мы с тобой со стороны посмотрим, что у них получится. Если не сглупят, должно получиться гораздо лучше, чем в мое время. Даже если Союз все равно угробят, многих неприятностей смогут избежать, да и технологии долго в секрете не удержишь. Как только узнают, что у наших уже есть, начнут копать в нужном направлении. Человечество выиграет в любом случае, лишь бы только не довели дело до войны.
— Наши в любом случае не начнут войну!
— Насчет "любого" я бы не зарекался, но я имел в виду другое. Если наши начнут в открытую по всем направлениям обгонять Соединенные Штаты, те с перепугу запросто могут попытаться убрать конкурента. Уж там в желающих повоевать никогда недостатка не было. И желательно на чужой территории и чужими руками. Дерьмократы, блин!
— При чем здесь блин?
— Извини. Видимо, меня действительно сильно задели, и я себя плохо контролирую. Никогда не любил Америку и американцев. Они обогнали весь мир, показав всем, как нужно работать, сделали свою страну самой сильной и богатой. Жаль, что на этом не остановились, а начали учить остальной мир, как ему нужно жить, а как — нет. А тех, кто плохо учится, обычно наказывают, часто бомбами. Заодно за бесценок подгребли под себя значительную часть мировых ресурсов и разорили нас гонкой вооружений. А чтобы мы быстрее разорялись, устроили падение цен на нефть. Это и послужило толчком к падению экономики и развалу Советского Союза. Прогнившее руководство этим только воспользовалось. Хрен бы у них такое получилось в процветающей стране. Только мы тогда не процветали, а загнивали вместо капитализма. Продавали на Запад свою нефть, а взамен покупали хлеб и шмотки. Оборудование тоже покупали, но гораздо меньше, чем могли. Да и не продавали нам многого из-за тех же американцев. А сколько валюты разбазарили на помощь вчерашним людоедам, вступившим на путь строительства социализма! А когда приток валюты резко ослаб, покупать стало нечего, а своего шиш! А управление тогда было гораздо хуже нынешнего. Правили равнодушие и разгильдяйство, а взяточников расплодилось как тараканов. Есть такой процесс, как вырождение элиты. Вот он у нас и шел со страшной силой.
— Я не все поняла, что ты сказал, — призналась Люся. — Какая у нас может быть элита?
— Как и в большинстве стран — чиновничья. Я бы даже назвал чиновников особым классом в полном соответствие с определением Ленина. Как там у него? Большие группы людей… У нас
— По-моему, это не политика, — сказала Люся. — Это жизнь. Неужели с этим нельзя как-то бороться?
— На Западе с этим борется конкуренция. Будешь выдвигать никчемных руководителей — вылетишь в трубу. Если сынков вводят в правление корпорацией, то по делу, или они там сидят просто так и ничего не решают. В политике, правда, это правило не всегда работает… А у нас боролся Сталин. Когда тебя в любой момент могут ночью выдернуть из кровати и забить сапогами, ты уже не элита и особо наглеть не станешь. Нигде не читал, чтобы при нем брали взятки. Но у этого способа есть свои недостатки. Тем, кто пинает, без разницы, кого пинать, а те, кто решает, кого тащить в подвал, зачастую ошибаются. Это, конечно, крайности, но история показала, что как только убирают контроль и ответственность, так все начинает разваливаться. Многое зависит от размеров страны и характера народа, его культуры. Но общие закономерности для всех одинаковы. Это просто в природе человека. Пошли, ты уже замерзла, да и мама начнет волноваться.
— Пошли. Ген, а что делать, если это заложено в людях?
— Жить, причем стараться жить лучше, по возможности не портя жизнь другим людям. И меньше морочить голову политикой. Знаешь, что по этому поводу говорили древние? Они ведь во многом были не глупее нас, только знали меньше. Господи, дай мне силы справиться с тем, что я могу сделать, дай мне терпение вынести то, что я сделать не в силах, и дай мне ум отличить первое от второго. Еще говорили, что когда носорог смотрит на Луну, он напрасно тратит цветы своей селезенки. Но это слишком тонко и не всем понятно. Пришли, давай я к вам зайду, чтобы меня немного поругали. Тогда тебе меньше достанется.
— Тебя-то за что ругать? — спросила Люся, когда мы поднимались по лестнице. — За чужое хамство?
— Сейчас увидишь, — сказал я, проходя вслед за ней в прихожую.
— Доченька! — Надежда схватила Люсю и прижала к себе.
— Мам, отпусти, дай раздеться, жарко.
— Раздевайся, — отстранилась мать. — А ты чего стоишь, изверг? Раздевайся тоже, сейчас будешь давать ответ, во что вы вляпались!
— Зря ты на него так набросилась, мать, — раздался из комнаты голос Ивана Алексеевича.
— И ничего не зря! У меня из-за него чуть сердце не разорвалось, а ты заступаешься!
Я разделся и вместе с Люсей зашел в большую комнату. Кроме отца подруги здесь же была и Ольга.
— А тебя мама ругала, — сообщила она мне. — Я тоже переволновалась из-за тебя.
— А из-за сестры? — спросил я.
— А что с ней случится!
— Оля, не встревай в разговор взрослых! — рассердилась Надежда. — Марш в свою комнату! Ну, жених, кто был этот человек?
— Нам он представился, как Васильев, — ответил я. — Судя по замашкам, офицер КГБ, хотя я могу и ошибаться. Хамы встречаются не только у них.