Возвращение. Части 1-3
Шрифт:
— А как ты вообще сюда попал? Машеров сказал, что тебе помогли. Вы уже научились работать со временем?
— Нет, это не наш уровень, — ответил я. — Повезло встретить одну беглянку из другого мира.
Я подробно ему рассказал о встрече, давшей мне новую жизнь.
— Одна маленькая девчонка, которая сунула свой нос куда не надо, и второй шанс для целого мира, — задумался он. — Мне кажется, что такое не могло быть простым совпадением.
— Наши реальности никак не связаны, — возразил я. — Зачем кому-то на нас влиять?
— Это по ее словам. А если она солгала? Ты же,
— Я в ее рассказе не почувствовал вранья, — сказал я. — Да и не сможем мы это проверить, поэтому лучше думать, что все так и было, чем бесплодно ломать себе голову. А через шестьдесят пять лет я у нее спрошу.
— Как спросишь? — не понял он.
— Реальности не связаны, так что ее реальность из-за изменения нашей не поменяется. Поэтому она опять будет стоять точно в то же время возле ограды парка, а я ее встречу с шубой и кульком вафель. Наверное, мы туда придем вдвоем с Люсей.
— Хочешь прожить еще одну жизнь? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — Если не получится и в этот раз, пусть все остается, как есть. От жизни тоже можно устать. В тот раз я был к этому близок, но не дошел до конца. В этот раз на еще одну попытку у меня просто не хватит сил.
Я не раз обдумывал свой первый разговор с Брежневым. Что он имел в виду, говоря о контроле? Явно не полиграф, о котором не имел никакого понятия. Тогда что? Аналитиков? Пусть попробуют поймать меня на лжи. Фактически я рассказывал всю правду, меняя лишь несколько фактов. С моей памятью меня никакой перекрестный допрос не поймает, да и не знают они толком, о чем спрашивать. Лежа под солнышком, я попробовал на всякий случай управлять сердцебиением. В небольших пределах это оказалось не проблемой даже без длительных тренировок. Этого было достаточно, потому что достоверно пойманным на лжи считался человек, у которого полиграф показывал изменение всех трех параметров.
Отдыхать в санатории был куда приятней, чем в "Сосновом", несмотря на то, что нашим номерам было далеко до палат главного корпуса, поэтому мы были расстроены, когда на пятый день после завтрака все собрались и на двух машинах выехали в Симферополь. К нашему приезду в аэропорту уже стоял личный ИЛ-18 Брежнева. Люся летела самолетом первый раз и сильно волновалась, хоть и пыталась это скрыть. Я за свою жизнь налетал сотни три часов и не испытывал ни малейшего волнения, зная, что с этим самолетом ничего не случится. В салоне на сотню пассажиров их было не больше десятка. Полет прошел буднично. Люся прилипла носом к иллюминатору и так просидела до тех пор, пока не пошли на посадку. Тогда она откинулась в кресле и вцепилась в мою руку. Вот боялся ли я лететь первый раз? Кажется, да.
Самолет приземлился, погасил скорость и ушел в сторону от ВПП. Почти тотчас же подкатил трап, и прямо на поле выехали два ЗИЛ-а. В одну машину сел сам Брежнев, который показал нам на нее рукой. Помимо нас в салон сел Рябенко. Остальные охранники заняли второй автомобиль, и мы через отдельные ворота выехали с аэродрома.
— Давай домой! — сказал Брежнев шоферу, после чего повернулся к нам. — Будете сегодня моими гостями. Квартира у меня большая, так что не стесните. И жене будет приятно познакомиться с Людмилой, а завтра уже решим, где вы будете дожидаться родителей.
Глава 8
Мы, как ехали вчетвером, так и зашли в лифт. Александр Яковлевич надавил на кнопку четвертого этажа и через минуту мы уже входили в просторную прихожую квартиры Брежнева. Открыла нам его жена.
— Леня! — обрадовалась она. — А ну-ка покажись! Посвежел и похорошел, вот что значит море. Шура, проходите в комнаты, я вас накормлю обедом.
— Спасибо, Виктория Петровна, но я еще не голоден, — отказался Рябенко. — Сдаю вам мужа с рук на руки.
Он повернулся к двери, и она увидела нас.
— У нас гости? Что же ты молчал? Проходите, ребята. Неужели? Вы та самая Черзарова, которая пела о матери? Леня, большего подарка ты мне не мог сделать! А Вика как обрадуется! А кто этот молодой человек? Кажется, я вас тоже где-то видела.
— Здравствуйте, Виктория Петровна! — поздоровался я. — Слава недолговечна, вот меня уже и не узнают.
— Иди в комнату, артист, — сказал Брежнев. — Берите вон там тапочки. Вика, эти молодые люди у нас сегодня переночуют.
— Пусть остаются хоть на неделю! — сказала жена. — Идите в гостиную. Вещи пока оставьте здесь, я вам потом покажу, куда их поставить. Тебя ведь Людмилой зовут?
— Лучше Люсей, — ответила подруга. — А это Гена. Мы с ним вместе выступаем, а пою я его песни.
— Вот как! — сказала она. — Действительно, вы же пели вдвоем песню о войне. Только я тогда больше смотрела на тебя. У тебя было такое одухотворенное лицо, что слезы наворачивались на глаза!
Мы вошли в гостиную и осмотрелись. Что можно было сказать о квартире генсека? Особой роскоши я в ней не увидел, но она была… просторной. Пять комнат, из которых самая маленькая была не меньше нашей большой. В то время Галина жила отдельно, а Юрий с семьей вообще был в Швеции, так что мы их точно не стеснили.
— Садитесь на диван, — сказал Брежнев. — Можете включить телевизор.
Мы послушно сели на большой диван, а Леонид Ильич ушел на кухню к жене. Почти тотчас же кто-то отпер входную дверь и зашел в прихожую.
— Куда дели тапки? — раздался девчоночий голос. — Бабушка!
Дверь кухни приоткрылась и из нее выглянула Виктория Петровна.
— Вика, у нас гости! — сказала она. — Возьми еще пару тапочек в тумбе и иди в гостиную, там тебя ждет сюрприз.
Шлепая большими тапочками, в комнату зашла симпатичная девчонка лет тринадцати.
— Ой! — сказала она, уставившись на меня широко открытыми глазами.
— Здравствуй! — сказал я ей. — Тебя Викой зовут? Я Гена, а это Люся.
— Я вас знаю, — ответила она. — Я все ваши песни слушала и книгу прочитала. Она у меня на полке стоит.
— И как книга? — спросил я.
— Не все понятно, но здорово!
— Дети, мойте руки и за стол! — позвала с кухни Виктория Петровна. — Уже все готово. Вика, проведи ребят.
Через несколько минут мы уже сидели в здоровенной кухне и ели густой и очень вкусный борщ со сметаной.