Возвращение
Шрифт:
— Ты поставил меня в затруднительное положение, — сказал он и вновь посмотрел в сад. Стёкла его очков, которые всегда придавали ему холодное выражение лица, вновь отражали зелёные деревья.
— Для меня трудно сделать исключение, так как я имею обязательства перед другими издательствами. Но коль скоро ваша фирма студенческая, мне надо подумать. Я мог бы подобрать статьи, написанные для различных журналов, и составить из них сборник, своего рода собрание критических очерков о культуре.
Тосики издал почти победный клич:
— Значит, мы можем надеяться!
— Я не могу это сделать прямо сейчас. Я должен
— Это прекрасно. Я чрезвычайно благодарен вам, профессор, за этот подарок.
— Хорошо, я сделаю это. — Он улыбнулся. — Ты заставил меня капитулировать. Упомянутые тобой условия меня устраивают. Что касается количества экземпляров и другие вопросы, то я полагаюсь на вас.
Тосики положил на колени вновь купленный портфель и достал приготовленные деньги. Когда Оки писал расписку, он вдруг сказал:
— Между прочим, Томоко просила меня сообщить ей название гостиницы господина Мория в Киото.
— Чью гостиницу? — Оки спокойно поднял голову и посмотрел на Тосики. На его лицо было написано удовлетворение и даже гордость тем, что он делает.
— Господина Кёго Мория — отца Томоко, который долгое время был за границей.
Оки перестал писать и, сморщив свой лысый лоб, некоторое время смотрел на Тосики, а затем молча продолжил писать.
— Вот, пожалуйста.
Он передал листок бумаги и вновь стал смотреть в сад со своим обычным выражением полного безразличия к своему окружению. Будучи трусливым с молодых лет, он с годами выработал эту маску на лице как своего рода защиту от внешнего мира. Только его близорукие глаза иногда выдавали его нервозность.
Тосики достал свою записную книжку, вырвал из неё листок и написал шариковой ручкой адрес гостиницы Мория.
— Вы не могли бы позвать Томоко.
— Нет! — резко сказал Оки своим обычным высокомерным тоном. — Я передам ей сам.
Он взял листок, сдвинул очки на лоб и прочитал адрес.
— Этот сборник я сделаю, по возможности, быстро, так что я предпочёл бы, чтобы меня по этому поводу не беспокоили… Томоко тебя просила об этом?
— Да, профессор.
— Какие у тебя отношения с этим человеком — Мория?
— У меня нет особых отношений с ним. Один из моих родственников в прошлом служил на флоте, и он помог мне получить адрес от бывшего адмирала Усиги.
— Значит, кое-кто из них ещё остался. — Тон, которым это было сказано, не вызывал сомнения в резкой неприязни Оки к бывшим военным.
— Насколько я знаю, во время войны вы сами были в северном и центральном Китае, — спокойно заметил Тосики.
— Меня попросили поехать. Это было давно и не имело никакого отношения к войне, связано с культурными вопросами… Я получил удовольствие от вкусной пекинской кухни, побывал в Пекинской опере и тому подобное.
Поле того как Оки проводил Тосики, он сразу не вернулся в кабинет, а бросился в японскую половину дома.
— Сэцуко! — закричал он. Мать Томоко поспешно выскочила из кухни и увидела испуганное лицо своего мужа.
— Томоко уже ушла?
— Нет, она ещё здесь, хотя сказала, что сейчас уходит.
— Зайди на минутку, — сказал он и вернулся в кабинет. — Закрой за собой дверь.
Оки был определённо в плохом настроении. Он сел в своё кресло, сложив на груди руки, и с оскорблённым видом на лице уставился в сад. Сэцуко стояла перед ним, ожидая, когда он заговорит.
— Сэцуко, ты знаешь, что Томоко намеревается сделать? — начал он повышенным тоном.
— Томоко? О чём это? Я ничего не знаю.
— Это верно? — вновь спросил он, внимательно глядя на лицо жены.
— Ты должно быть всё-таки знаешь. Я не поверю, чтобы такая послушная дочь, как Томоко, могла так поступить, не сказав родителям.
Жестокость в характере Оки в этот раз проявилась с особой силой. В последнее время у него вошло в привычку работать в утренние часы, когда никто его не тревожит, и как раз сегодня он закончил заказанную ему небольшую статью о положении в семье при новой конституции. В ней он утверждал, что основным условием создания новой семьи является уважение её каждого члена к личности друг друга. Закончив статью, Оки почувствовал счастье, что он живёт в таком прекрасном мире, который только что описал. И создание подобного мира доставалось ему легко, ибо он с удовольствием писал о том, как всё должно быть. Сочинения Оки всегда были высокопарными, проблемы в них ставились в мировом масштабе, и они были настолько пронизаны красотой, добром и правдой, что внушали непоколебимое доверие многочисленным читателям, которые жили достаточно далеко для того, чтобы быть знакомым с профессором и знать его личную жизнь. Однако к конкретной семейной проблеме, с которой он сейчас столкнулся, мировые критерии нельзя было применить. Разумеется, небольшие отступления профессора в своей личной жизни от его всеобщих идей отнюдь не препятствовали читателям в таких далёких префектурах, как Нагано или Хиросима, продолжать уважать его образ мышления. Здесь было бы уместно обратить внимание на распространённый феномен, когда читатели книги невольно отождествляют изложенные в ней идеи с самим автором.
Оки не чувствовал ни малейшей необходимости демонстрировать свои принципы у себя дома, и, хотя он проявлял чрезмерную осторожность в своих отношениях с посторонними, здесь, в кругу своей семьи, ничего не сдерживало его проявлять истинные черты его характера.
— Я не знаю, что это за человек, я никогда не встречал его, — сказал Оки, показав жене вырванный из записной книжки листок бумаги. — Может быть, этот Мория и есть отец Томоко?
Сэцуко побледнела, как будто невидимая рука ударила её по лицу, и ей стоило больших усилий удержаться на ногах.
— Похоже, что этот человек, который, как ты сказала, умер, как ни в чём не бывало вернулся в Японию, ибо он может уже не бояться наказания за совершённое им отвратительное преступление. Япония сейчас находится в таком жалком состоянии, что любому нежелательному лицу не может быть отказано в возвращении. Но страна страной, а что принесёт его возвращение нашей семье?
Чтобы не упасть, Сэцуко ухватилась за спинку стула и старалась выдержать безжалостный и неумолимый взгляд мужа, которым он пронизывал её через свои очки. Оки чувствовал, что его высказывания звучат грубо и вульгарно, но он также считал, что его заставили так говорить, и что во всём виновата Сэцуко. Кёго Мория является бывшим мужем Сэцуко, и отсюда следует, что именно она навлекла эти неприятности на его дом.