Возвращение
Шрифт:
– Ты действительно считаешь, что цензуру можно убрать?
– Вот такого я не говорил. Ее у нас и при капитализме не убрали. Все, что противоречит Конституции и может быть государственной тайной, должно запрещаться, а авторов нужно брать на карандаш, а то и сажать. Но такого реально очень немного.
– А я, значит, перегибал палку?
– Перегибали. В семьдесят третьем году вы едва не зарубили уже отснятый многосерийный фильм о наших разведчиках «Семнадцать мгновений весны». Фильм, в котором нет ничего криминального. Когда он шел по телевидению, за телевизорами сидела вся страна, даже преступность
– У тебя есть какие-нибудь проблемы?
– У кого их нет! – сказал я. – Извините, но я считаю установку микрофонов в наших жилых квартирах издевательством. Или мне верят, или нет. Я бы еще понял, когда прослушивают рабочий кабинет или гостиницу, но квартиру это уже слишком!
– Это кто-то перестарался, – сказал он. – Все уберут. Дальше.
– Из-за нашего переезда сестра пропустила год для поступления в институт. Я бы хотел попросить об одолжении. У нее красивая внешность и большие способности к танцу. Много лет она выступала в самодеятельности и танцует на профессиональном уровне. Их ансамбль выезжал во многие гарнизоны округа и всегда с большим успехом. Я бы хотел, если будет такая возможность, чтобы ее посмотрели в ансамбле Моисеева. Вряд ли они ее возьмут, но может быть Игорь Александрович ей что-нибудь посоветует? У Александрова, по-моему, женщины пока не танцуют, а других танцевальных ансамблей я в Москве не знаю. .
– Я поговорю с Игорем Александровичем, – пообещал он. – Вам позвонят. Еще?
– Спасибо, это все.
– В ближайшее время тебе принесут вопросы по следующему году. Там есть неясные моменты, постарайся дать ответы.
Позвонили уже на следующий день. Звонила опять Елена.
– Сестра дома? Скажи ей, чтобы была готова, я за ней сейчас приеду.
– Собирайся! – сказал я Татьяне. – Сейчас приедет Белова и отвезет тебя на смотр к Моисееву. Вряд ли они тебя возьмут, но, может быть, рекомендуют в какой-нибудь ансамбль рангом пониже. Дай щеку, поцелую. Ну, ни пуха ни пера!
Я вытолкнул ошеломленную сестру за порог и вышел сам.
– Успокойся и шевели ногами, чтобы Елена тебя не дожидалась. Будешь мандражировать, толку от твоего смотра не будет.
Я позвонил Черзаровым, и мне открыла Ольга.
– Что не спрашиваешь, кто звонит? – спросил я. – Откроешь когда-нибудь на свою голову.
– А я тебя всегда чувствую! – заявила она. – Слушай, ты не поговоришь, чтобы мне тоже разрешили выйти замуж с шестнадцати?
– А что, уже есть кандидат? – спросил я, привычно взлохматив ей волосы. – Ты сначала дорасти, а потом поговорим. Где сестра?
– На кухне. Помогает маме готовить.
– А ты что сачкуешь?
– Мне еще рано, а ей нужно готовиться к семейной жизни. А то у тебя будет гастрит. Мама говорит, что готовка для жены – это первое дело, потому что все мужчины не дураки поесть.
– Чем занимаетесь? – спросил я, заходя на кухню.
– Повышаю квалификацию, – пояснила Люся, обжаривая котлеты.
– Могла бы особенно не стараться, – сказал я. – До свадьбы еще полгода, все равно все успеешь забыть, а у меня опыт готовки ууу! И вообще, лучшие кулинары – это мужчины. Анекдот рассказать?
– Ну расскажи, – разрешила Надежда.
Разговор двух приятелей. «Ой, как вкусно у тебя получилось! Ты сам готовил?» «Жена помогала». «Да? Умница какая! И как же она тебе помогала?» «Не лезла с советами...»
– Ну тебя с такими анекдотами, – сказала Надежда. – Воспитаешь ленивую жену, потом сам наплачешься. Люсь, отдай сковородку, и маршируйте отсюда.
– Я ее не обидел? – спросил я подругу, когда мы зашли в ее комнату. – Что-то она какая-то не такая, как обычно.
– Она не такая с тех пор, как узнала о нашей грядущей свадьбе. Для родителей ты и так уже член семьи, иначе она реагировала бы по-другому. Но все равно нужно время, чтобы привыкнуть.
– Завтра последний день безделья, – сказал я, – а потом школа.
– Тебе хорошо, девятый класс уже можешь сдать хоть сейчас. Или будешь сдавать сразу за два года?
– Наверное, за два. Похожу с тобой в школу пару недель и посмотрю, чтобы тебя никто не обижал, заодно закончу все повторять, а потом отчитаюсь. И попрошу, чтобы тебе разрешили сдавать за год отдельные предметы. Ты умница, поэтому за год получишь аттестат. А в следующем году поступим в институт.
– А куда?
– Если хочешь заняться только пением, то можно поступить в институт на вокал. Я их в Москве не знаю, но должны быть.
– А ты куда хочешь?
– Актерский факультет ВГИКа. Выступать с песнями это, кстати, не помешает.
– Я с тобой!
Через три часа приехала Татьяна. Мы в это время сидели с учебниками в моей комнате.
– Как съездила? – спросил я, когда она к нам заглянула.
– Станцевала три танца, – ответила она. – Два сама и один с партнером. Сказали, что очень хорошо, но у них пока нет необходимости в наборе. По-моему, я не с самим Моисеевым разговаривала, он должен быть старше. Уровень у меня до них не дотягивает, но можно было бы поднять. Сказали, что будут иметь в виду и направили в Центральный дом народного творчества. Там меня тоже посмотрели и приняли на работу.
– На какую работу? – не понял я. – Танцевать?
– Нет, работать с самодеятельностью. Директор сказал, что со временем смогу и танцевать. С выбором ансамбля мне помогут. У них хореографы есть, но недостаточно. Нужно разрабатывать программы, оценивать номера. Сказали, что меня к кому-нибудь прикрепят, чтобы набирались опыта.
– Понятно, – сказал я. – Будешь на подхвате. Тоже неплохо. Все равно нужно чем-то заняться. А об учебе все-таки подумай. Они тебе и рекомендацию смогут дать. Без образования вечно будешь на вторых ролях.
– Спасибо! – она подошла и поцеловала меня в щеку. – Я подумаю.
Следующий день был днем первого сентября. Нам позвонили за пятнадцать минут до начала линейки. Когда мы выбежали из подъезда, нас уже ждала машина.
– Привет, – поздоровался Виктор. – Быстренько в машину.
– Здравствуйте, – повернулся Сергей. – Аппаратуру вчера убрали.
– Здравствуйте, – поздоровался я в ответ и повернулся к Люсе. – Это он говорит о подслушивании. Технику у нашего куратора забрали, а микрофоны остались. Ну и черт с ними. Что, уже приехали?